Селя, разворачивай самолет. Кирилл Кудряшов

момент, следуя традиции одноразовых друзей, вы должны сказать мне, что смешав бензин с апельсиновым соком можно получить напалм.

      СЕЛЕСТИНА. Но я не стану этого делать. Во-первых, потому что напалм вы так не получите. Это не более, чем художественная выдумка Чака Паланика. Вы же не думаете, что кто-то допустил бы его книгу в печать, содержись в ней настоящие рецепты взрывчатых веществ? Этот шедевр мировой литературы и так натворил дел… А во-вторых… Я же девушка. С какой стати мне говорить о напалме? Я люблю цветы, воду и небо!

      ИННОКЕНТИЙ. Хорошо. Тогда давайте вернемся к моему первому вопросу… Вы сказали, что я не боюсь летать, но боюсь лететь. Что вы имеете в виду?

      СЕЛЕСТИНА. Именно то, что я сказала. Сначала мне показалось, что вы закрыли глаза, потому что у вас аэрофобия. Но быстро поняла, что это не так. Вы боитесь не самого факта полета. Вы боитесь того, что он значит для вас. Вы вцепились в ручки кресла, потому что вам важно было сохранить иллюзию неподвижности. Заставить себя поверить, что вы никуда не летите. Что вы дома. Быть может – в своем рабочем кресле… Что мир вокруг вас не меняется, и вы остаетесь там, где и были.

      А еще вы закрыли глаза, потому что представляли себе все то, от чего вы улетаете. Вы хотели удержать это в себе! Все та же иллюзия неподвижности и неизменности. Зря, кстати… Я советую вам сделать это, когда вы будете сходить с самолета… Перемены настигнут вас в Екатеринбурге, когда вы приземлитесь. В самолете все то, что вы покинули, по-прежнему остается с вами. Помните: "Самолет в большей степени танк, чем вы думаете!"

      ИННОКЕНТИЙ. А вот эта цитата мне не знакома. Самолет – танк? О чем вы?

      СЕЛЕСТИНА. Нет-нет-нет. Сначала мой вопрос. Почему вам важно было рассказать о том, как называла вас бабушка?

      ИННОКЕНТИЙ. Мне? Это вы меня спросили. Я ответил.

      СЕЛЕСТИНА. Нет, не ответили. Вы сказали, что бабушка называла вас Инюшей. А я спрашивала про маму. Как называла вас мама?

      ИННОКЕНТИЙ. Звучит странно, но… Я не знаю.

      СЕЛЕСТИНА. Я бы сказала, что это звучит страшно, а не странно. И вы могли бы сразу ответить, что это неприятная для вас тема. Но вам хотелось рассказать про Инюшу. Про бабушку. Про Иню, на берегу которой находился ваш дом. И вы рассказали! Рассказали мне, случайной попутчице. Потому что это было важно для вас! Почему это так важно?

      ИННОКЕНТИЙ. Потому что… Потому что я уже не помню, когда я в последний раз кому-то рассказывал об этом.

      СЕЛЕСТИНА. Даже жене?

      ИННОКЕНТИЙ. Даже ей… А откуда вы узнали? Ах да… (смотрит на обручальное кольцо на пальце. Снимает его, хочет положить в карман, но все же надевает обратно на палец). Нет у меня больше жены. Нет, формально есть, конечно. С ней все хорошо. И будет еще лучше, когда мы разведемся. Она подает на развод. Скоро подаст. Она так сказала…

      СЕЛЕСТИНА. И почему вы не рассказывали ей о бабушке, об Ине и об Инюше?

      ИННОКЕНТИЙ. Я думал, вы спросите, почему мы разводимся.

      СЕЛЕСТИНА. Еще рано. Мы еще слишком мало знакомы. Мы еще даже не перешли на "ты", чтобы задавать друг другу столь личные вопросы.

      ИННОКЕНТИЙ.