Капитан Ульдемир. Властелин. Владимир Михайлов

не знаю, я прошу – не надо об этом. Мне самой непонятно. Но если ты думаешь, что тебе надо уйти, – уходи. Мне будет горько, но – уходи…

      Для продолжения разговора следовало бы сказать: и уйду. Сейчас возьму и уйду. И больше мы с тобой никогда не увидимся. Но уйти было некуда.

      – Пойдем в лес?

      – Пойдем…

      Мы прошли метров триста и остановились.

      – Не надо!

      – Слушай…

      – Ну не надо. Я обижусь.

      – Но ведь раньше…

      – А теперь нельзя. – И она отступила.

      Я уныло сел на толстый, гниющий на земле ствол. Анна стояла вблизи, обрывая иглы со сломанной ветки. Потом подошла и села – не совсем рядом, но близко.

      – Обиделся?

      – Нет, – сказал я, и это было правдой. – Разве я могу на тебя обижаться?

      – Расскажи что-нибудь. Ты ведь обещал о многом рассказать мне. Обо всем, чего я не знаю. Например, как ты жил на Земле. Что ты там делал? Пахал? Строил? Мастерил вещи? Или, может быть, рисовал картины? Писал стихи?

      – Стихи я, конечно, писал – в молодости… Ну если говорить о последних годах, то я тренировался вместе с товарищами, готовился к этому вот полету.

      – А раньше?

      – Занимался многими вещами. Пытался найти самого себя. Но, видишь ли, я, видно, из тех людей, что могут найти себя только через другого человека, только отражаясь в другом.

      – Разве можно столько лет искать самого себя? Какая от этого польза другим людям?

      – Не знаю… Но, конечно, я все время что-то делал.

      – Скажи, а то, что вы хотите сделать с нами… что это дает тебе? Ну вот именно тебе… Ты нас так любишь? Или тебе неприятно, что может погибнуть мир? Или еще что-то? Ведь если мы все-таки погибнем, ты все равно будешь жить, да?

      Я ответил не сразу. Буду ли жить? Наверное… Это, конечно, будет неудачей, горем, но расхочется ли мне тогда жить?

      – Здоровье у меня хоть куда, – сказал я как можно легкомысленнее. – Но к чему сомнения? Мы спасем вас.

      – И если спасете, ты будешь считать, что сделал главное? То, ради чего стоило жить? Значит, вы спасаете нас ради самих себя?

      – Ну, – сказал я, – всякое дело человек делает прежде всего для себя. Потому что иначе не может. А если и может, то не хочет. Он выполняет свою волю, свое желание. Для себя – и для других. Важно, чтобы не для себя одного. А тебе чего хотелось бы?

      – Мне хочется, чтобы делали ради нас. Чтобы делали даже в том случае, если вам потом станет не лучше, а хуже. Чтобы была боль. Потому что тогда мы остались бы связанными надолго. Вот вы привезете нас на Землю или еще куда-нибудь. Вы ведь не останетесь с нами, снова приметесь за свои дела и будете считать, что сделали для нас все, что должны были. А мы…

      – Вас не бросят. Будут люди, которые помогут вам.

      – А ты?

      – Я? Мы с тобой уедем куда-нибудь на несколько месяцев, на полгода… Уедем отдыхать, уедем жить.

      – Ладно, – сказала она, помолчав. – Вернемся.

      – Я так и не понял, что ты хотела узнать.

      – Я и сама не понимаю, Уль. Наверное, я спрашивала не то, что нужно. В самом деле, чего мне еще? Ты меня любишь…

      Она