Гусары денег не берут. Неполная дура. Дарья Калинина

мебель из цельного массива дуба?

      – Она у него что, тяжелоатлет? – опасливо прошептала Леся. – Слушай, а вдруг вернется?

      Кире тоже становилось не по себе по мере того, как ее взгляду представали все новые и новые свидетельства разрушительной бури, которая пронеслась над гнездом Пятипалова.

      – Она совершенно вывела меня из равновесия! – простонал Пятипалов. – Да еще эта нелепая история со смертью моего психоаналитика. Я чувствую себя просто ужасно. А ведь у меня завтра начинаются гастроли в театре! Он будет мне нужен просто позарез.

      – Так вы артист?!

      Подруги непритворно восхитились. Хорошо-то как! А они уж думали, что у Пятипалова просто сильно плохо с головой, если он так одевается. Но если он артист, тогда все понятно. Артисту иначе и нельзя. Имидж обязывает.

      – А где вы играете?

      – Я танцую в балете. Вы что, не знаете?

      Сейчас Пятипалов выражал легкую степень недовольства. Как это про него, такого знаменитого, и не слышали?

      – Просто мы редко ходим в театр.

      – Работа такая.

      – Понимаю, – сник Пятипалов. – Искусство сейчас не в почете. Все гоняются за деньгами. За своими или за чужими.

      Подруги покраснели. Удар был, что называется, не в бровь, а в глаз. Они в самом деле совершенно замотались с этими чертовыми ста тысячами. И самое скверное, что не представляли, кому же их можно спихнуть, чтобы потом самим не было мучительно плохо.

      – Давайте приступим к делу, – произнес Пятипалов. – У меня не так много времени.

      И он снова болезненно поморщился. Уже не в первый раз с начала знакомства.

      – Что с вами? Что у вас болит?

      – Голова.

      – Анальгину дать? – встревожилась Леся. – Или нурофен? У меня есть с собой и то и другое. Нурофен действует быстрей, но если вы предпочитаете лечиться по старинке, как многие любят, тогда, конечно, анальгин!

      – Девушка, лекарства мне не помогут! Это от стресса! Моя подруга вывела меня из равновесия. И мне может помочь только одна вещь.

      С этими словами Пятипалов прошел к чудом уцелевшему бару, который стоял в гостиной на почетном месте прямо напротив входной двери. И извлек почти целую бутылку коньяка.

      – «Белый аист!» – шепнула подруге глазастая Кира. – Отличная штука, если не паленая, конечно.

      – Подарок поклонников. Выпьем?

      Вид у Пятипалова был такой, что подругам стало ясно, с ними или без них, он все равно выпьет. Да и пусть! Глядишь, разговорчивей станет. Пятипалов и в самом деле разрумянился, махнув залпом граммов пятьдесят коньячку. Ему стало заметно лучше. Глаза заблестели. И он посмотрел на подруг та-аким взглядом… Та-аким! Одним словом, им сразу стало понятно, что ревность его подружки имела под собой основания. И с головой у женщины, скорей всего, было все в порядке. Она знала, чего бесилась.

      После вторых пятидесяти граммов Пятипалова потянуло жаловаться.

      – Вы бы знали, как тяжела жизнь артиста! – сказал он. – Всюду происки недругов, сплетни,