Авиатор: назад в СССР 4. Михаил Дорин

крутить меня, чтобы убедиться, что я слышу его.

      Слышать-то я слышу, а вот сказать, как та собака, ничего не могу. Сделал три крена вправо и влево.

      – Понял, Восемьсот восьмидесятый. Сопка, он нас принимает, но ответить не может, – снова вышел в эфир Швабрин.

      – Восемьсот четырнадцатый, поняли вас. Борт у него порядок?

      В метрах тридцати от меня справа показался конус воздухозаборника самолёта Фёдоровича.

      – Сопка, у Восемьсот восьмидесятого разгерметизация. Сорвало фонарь. Пристраиваюсь справа, идём к вам парой.

      – Понял вас. Контакт с ним установили?

      В этот момент, я перехватил левой рукой ручку управления самолётом, и показал большой палец вверх. Надеюсь, увидят.

      – Визуально он нас наблюдает. Восемьсот восьмидесятый, выхожу вперёд, давай за мной. Скорость по прибору пятьсот.

      Щиток бы лучше поднять, а то мне так тяжело контролировать положение самолёта-лидера, но пока не было желания вдохнуть полной грудью забортного воздуха.

      – Снижаемся, вертикальная пять, высота девятьсот, обороты восемьдесят пять. Паашли!

      Медленно начали снижаться. Своё место я не контролировал, поскольку сейчас самолёт Швабрина для меня как собака-поводырь.

      – Сопка, Восемьсот четырнадцатый, девятьсот заняли, курс на привод.

      – Восемьсот четырнадцатый, понял. Посадку по одному рассчитывайте.

      – Сопка, садимся парой. У Восемьсот восьмидесятого проблемы с приборами, видимо. Он идёт только за мной. Передняя часть, похоже, тоже повреждена.

      Вот так раз! Щас я ещё и посадку парой отработаю, хотя этого мы ещё не проходили на МиГ-21. Но проблемы не закончились.

      В щёку влетел осколок от смотрового щитка, и похоже, застрял в ней. Ещё один откололся, порезав шею. Хорош рисковать глазами. Придётся потерпеть ветерок. Подняв щиток, я вновь принял на себя мощный поток воздуха, который теперь ещё и теребил торчащий в моём лице осколок.

      – Сопка, Восемьсот четырнадцатый занимаем курс ко второму.

      Глаза начали слезиться, но я теперь мог отчётливо видеть приборы и своего ведущего. Но не все приборы были в порядке. Курсовой прибор показывал несуразные значения курса, стрелка высотомера застыла на уровне две тысячи сто. Верить можно было только авиагоризонту и самолёту Фёдоровича. Впереди уже был виден вытянутый серый прямоугольник полосы.

      – Восемьсот четырнадцатый, парой на втором.

      – Занимайте пятьсот к третьему, – дал команду руководитель полётами.

      – Восемьсот четырнадцатый, понял. Разворот вправо, крен тридцать градусов.

      Я повторял про себя всё, что говорил Швабрин, и следовал за ним. Слышимость в шлеме была уже не такой, поскольку поток воздуха сильно задувал внутрь.

      На прямой до третьего разворота заняли необходимые пятьсот метров. По своим приборам и не проконтролировать высоту. Не всё у меня так хорошо работает. Радиовысотомер в этом отношении не очень точен, в отличие от барометрического. Он больше для полётов на