Спасатели разбитых сердец. Ольга Вешнева

момент, когда на кону стоят мои успехи в работе и все, что от них зависит в дальнейшей жизни. Я не могу разрушить свое будущее ради эфемерных чувств, которые сегодня кипят и будоражат сердечко, а завтра все остыло и след простыл того, кому они были посвящены и адресованы.

      Понять бы еще, кто меня так встревожил… Карен? Мы с ним не первый раз ходим рядом и говорим. Что изменилось со дня нашего знакомства? И знать бы, почему, стоит мне закрыть глаза, так сразу же передо мной встает загадочный блондин с портрета. В рост, а не по плечи, как его нарисовал художник на картине из усадьбы. Живой и дышащий, хотя прекрасно понимаю, что он умер больше чем сотню лет назад. Настолько я еще не потеряла разум, чтобы забыть исторический факт.

      Быть такого не может, чтобы покойник вызывал живые чувства! Совсем я в мыслях запуталась!

      Карен прав, надо выкинуть музейные байки из головы. Правды в них нет. И в наши дни любят приукрашивать страшненьких людей для фотографий в газету. Доярку – ударницу по надоям так размалюют, что станет краше известной молодой певички. Что говорить о временах, когда простой народ боялся самовластных буржуев. Может, был тот граф-блондин страшнее огородного пугала.

      Я занялась готовкой. Думала, что свидание с крупой, солью и деревенскими пряностями, насушенными с лета, отвлечет от лишних мыслей и развеет ненужные чувства. Но, перебирая грязное пшено, в котором чего только не попадалось: от колючего овсюга до мелких камешков, я продолжала вспоминать молодого мужчину с портрета. Все мне казалось, будто красивый блондин с непривычно длинными для советского человека волосами не только вполне себе жив, но и ходит где-то рядом. Я словно чувствовала его… Раз даже приоткрыла занавеску и выглянула во двор. Почудилось, что он стоит под окном и смотрит на меня в щель между застиранными пестрыми тряпицами на протянутой вместо карниза веревочке.

      Так бы с ума не сойти… Надо вспомнить забавные юморески, сценки из комедий для настроения.

      Я стала тихо напевать, укрощая пшенную кашу, которая норовила убежать из кастрюли. После удобной газовой плиты с четырьмя конфорками мне было нелегко приспособиться к настоящему очагу, который словно пришел из времен властвования графа Безымянного в здешних краях. Я обожгла правую руку – ладонь и два пальца, и очень испугалась, что ожог будет долго болеть.

      У княжны Бекасовой нежные ручки, за нее слуги делают всю работу по дому. Закрасить кожу можно, если останется темное пятно, но как мне держать веер, пяльцы и иглу? Со свечкой в церкви я завтра должна справиться. А послезавтра меня ждет тройка рысаков. По сценарию княжна убегает на свидание, обманув старенького кучера. Придется взять в руки поводья.

      Кашу я не смогла дальше помешивать. Промывая из ковшика место ожога, я все-таки упустила ее. Молочная пшенка пролилась на дровяную плиту.

      Иван Федосеевич пришел вовремя, стал моим спасителем от проделок неукротимой каши.

      – Что ж ты так ее раскочегарила? – сняв лохматую ушанку, хозяин дома почесал бороду. –