Другие слёзы. Сказка для детей, но не только…. Евгения Владимирова

немного помолчал и, ласково улыбнувшись, продолжил: – А голос сердца. Зови ее сердцем, радость моя.

      – Но как это? – Кристина с тревогой вглядывалась вглубь зеленой ловушки. Ее сердце отмеряло торопливые шаги в попытках проникнуть за густую завесу: «Где же ты, доченька?»

      Она медленно опустилась на колени, вспомнила, как малышка сделала первые шаги. «Иди ко мне, солнышко!» – мама протягивала к девочке руки, и крошка не спеша направлялась в родные объятья.

      Не то глядя в теплые воспоминания, не то – в равнодушную траву, Кристина тихо запела старую колыбельную. Эту песенку знали и любили все ее дети. Каждый из них когда-то сладко засыпал под теплое, ласковое «люли-люли-люленьки, прилетели гуленьки».

      Миша и Лиза, держа маму за руки, заглядывали в ее грустное лицо. Лунные искорки застревали на ее ресницах и скатывались по щекам крупными каплями слез.

      Кристина продолжала петь. Миша подхватил знакомые слова, с надеждой всматриваясь в коварные заросли. Следом к песне присоединилась Лиза. Она тихо всхлипывала, ее голос дрожал, но старался не отставать от мелодии.

      «Уходите, заиньки, не мешайте баиньки», – закончилась колыбельная. Голоса поднялись до самой макушки спящего леса и расплылись, растворились в свете луны.

      – Смотрите! Смотрите!!! – Миша взволнованно указал пальцем на качающуюся траву.

      – Мама! – донеслось оттуда. – Мама!

      Между толстыми упругими стеблями, с жаром отталкиваясь от них и словно выныривая из опасной пучины, бежала Лина.

      О, счастье! Наконец-то девочка жадно вслушивается в биение маминого сердца, ловя каждый его удар как истинную ценность. Она вдруг поняла: никакие самые интересные компьютерные игры, самые красивые наряды и даже самые любимые сладости никогда не были ей нужны по-настоящему, а только мамино тепло, дарящее чувство безопасности.

      Мише обычно очень не нравилось, если мама обнимает не его, а других детей. Но сейчас он сочувственно гладил сестренку по голове. В его глазах не было ни ревности, ни обиды, а лишь какая-то недетская сосредоточенность.

      – Надо еще петь! – вдруг решительно сказал он и посмотрел на маму так, как обычно это делал папа в ответственные, важные моменты жизни. «Успокойся! Господь с нами!» – говорил этот взгляд. Мама кивнула, и Михаил снова запел колыбельную.

      Лиза, с трудом преодолевая всхлипывания, присоединилась к брату, и детские голоса, подхваченные ветром, полетели над полем Самолюбия.

      Ветер сделал большой круг и откуда-то издалека принес тихий тоненький ответ. Это пела Соня.

      Миша и Лиза подошли к самой кромке поля. Они пели и пели, боясь потерять эту слабую ниточку, связывающую с сестрой. А Сонин голос уверенно приближался, и вот наконец девочка вырвалась из цепких зеленых лап, но упала, обо что-то споткнувшись. Казалось, это неугомонная трава схватила ее за ногу, не желая отпускать из своего плена.

      Лиза ринулась помогать сестре, а Миша всё продолжал петь, настойчиво