«Третьяковка» и другие московские повести. Елена Степанян

себя она его хранила,

      И во время самых жарких споров

      Даже одобрительно кивала —

      Как бы ни было,

      Все это поднимало

      Над тупым однообразьем быта…

      Где-то на исходе сентября

      В зале Репина они столкнулись.

      Старая смотрительница в зал

      Торопилась свой,

      А девочка спешила

      В противоположном направлении.

      – Я могла ее и не узнать,

      Девочки меняются так быстро…

      Стрижка новая,

      Загар ей не к лицу…

      Да, она ее бы не узнала,

      Если бы не посмотрела та

      Ей в глаза

      Так прямо и так странно —

      Раньше в сторону всегда смотрела.

      День прошел,

      Потом прошли недели…

      И хотя смотрительница знала,

      Что теперь никто уж не придет, —

      Поднимая взгляд на «Мокрый луг»,

      Не могла она никак привыкнуть,

      Что скамейка перед ним

      Всегда пуста.

      Все полотна в этом зале

      Для нее давно уже слились в одно,

      Тонким пониманием искусства

      Никогда она не отличалась,

      Знала только имена —

      Вот здесь Крамской,

      Вот здесь Саврасов,

      Вот Васильев, о котором все

      Знают,

      Что он страшно рано умер.

      Но чтоб целый год глядеть на «Мокрый луг»!

      «Оттепель» печально величава,

      «Крымский лес», таинственный, тревожный…

      Что такого в этом «Мокром луге»?

      Вот опять Крамской. «Портрет Васильева».

      Она вгляделась —

      И отпрянула, едва не вскрикнув.

      Да, не раз ей доводилось слышать

      И читать

      О безутешных душах,

      Заточенных в собственном портрете.

      И союзник трезвого рассудка,

      Скептицизм,

      Всегда его спасал

      От того, чтоб этой мистике поддаться.

      Но сейчас —

      Рассудку не под силу

      Опровергнуть

      То, что происходит

      На картине этой небольшой…

      Кровью налиты его глаза,

      Кровью и слезами.

      По лицу,

      Искаженному страданьем,

      Пробегает

      Судорога боли… Боже! Боже!

      Ведь она, придя сюда работать —

      Много лет назад,

      Знакомилась отдельно

      С каждою картиной,

      И портреты

      Были ей во много раз милее,

      Чем занудные тоскливые пейзажи…

      Не могла она такого не заметить!

      И Крамской не мог такого написать.

      Что же здесь происходило?

      Что сейчас

      Происходит?

      Ах, одно понятно:

      Он остался,

      А она – ушла.

      Целый год она здесь провела.

      Целый год под яростным напором

      Дней волшебной отроческой силы

      Отступала Времени река,

      Образуя крохотную отмель —

      Место их таинственных свиданий.

      Эти дни иссякли.

      Он