Княгиня Ольга. Ведьмины камни. Елизавета Дворецкая

она перенесла? – полюбопытствовала Хельга.

      – Она бросила его! – прошептала Берислава, придвинув к ней голову. – Когда она эту Огняну увидела, то упала в обморок! Мне Тородд вчера рассказал. Ты никому не говори, это они в гриднице не стали рассказывать. А потом она сказала, что знать его не хочет, и уехала в Вышгород. Сказала, там будет жить, и что ему она больше не жена, пока эта болгарыня при нем. Я бы тоже так сделала! Вот посмотрим, долго ли он будет еще князем киевским зваться, когда наследница Олега Вещего – ему больше не жена!

      – О-о… – только и вымолвила изумленная Хельга.

      Нетрудно было понять: это новость очень важная, в том числе и для Мерямаа, где Эльгу, княгиню киевскую, никогда в глаза не видали. Что из этого может выйти – и Хельга еще не понимала, и никто не понимал, но разрыв с женой, которая принесла Ингвару права на киевский стол, уж точно ему на пользу не пойдет.

      Гридница, куда Берислава и Хельга пошли со служанками наводить порядок, напоминала поле боя. Разговоры продолжались еще долго после того, как кончилось пиво; и сейчас еще какие-то двое, так и не ложившиеся, толковали в углу, причем один говорил на северном языке, а другой – на славянском, но это им не мешало; кого каждый мысленным взором видел перед собой, оставалось загадкой. Прочие спали – на помостах, на соломе на полу, так что женщины едва могли пройти к столам и очагу. Было душно, воздух дрожал от разноголосого храпа. Стоял густой запах давно не мытых тел. Служанки принялись выгребать золу, собирать со столов и с пола кости и объедки, отмывать столы, залитые пивом, похлебками, медом, отскабливать пятна воска. Собрали глиняные светильники, чтобы заново залить их воском. У некоторых светильников масло просочилось сквозь пористую глину, но никто не заметил этого вовремя, и на столе остались черные обгорелые круги. Ходить приходилось с осторожностью, выискивая промежутки между лежащими телами хотя бы на ширину маленькой женской стопы; Хельга все время боялась, что на кого-нибудь наступит во тьме, а ее укусят в ответ. Спутники Ингвара – загорелые на греческом солнце, опаленные «влажным огнем», в грязных шелковых рубахах, со шрамами и дорогими перстнями, пока все были для нее неразличимы, но страшны, как звери, умеющие говорить.

      С утра, продрав глаза, воинство отправилось в баню – открыли и натопили все хольмгардские бани, стоявшие вдоль протоки. Конечно, от «греческих вшей» они избавились еще в Киеве, где провели около двух месяцев в ожидании зимнего пути, но после месяца в дороге очень нуждались в толковом мытье, стирке и починке.

      Болгарскую жену Ингвара тоже поручили заботам Бериславы. Славянский язык той и другой был далеко не одним и тем же, но они все же могли как-то столковаться. На русском Огняна-Мария знала всего несколько слов, и то по части дружинного обихода. Тем не менее она охотно улыбалась Хельге и даже взяла ее за руку, знаками выражая дружбу, хотя едва ли понимала, кто это такая.