Альфонс Алёша. Дмитрий Петров

заглянув за жалюзи окон.

      – Добрый вечер! – заговорила маска всё тем же голосом. – Я создатель и тренер этого курса. Я вас вижу. Я вас слышу. Алексей, сядьте!

      Лёша замер, словно пригвождённый. Он почти не растерялся и даже приготовился сказать маске пару ласковых, как вдруг поймал на себе осуждающие взгляды сокурсников и решил временно подчиниться порядку.

      – Каждый из вас выйдет отсюда другим человеком, – продолжала маска, – если будет в точности выполнять то, что я скажу. Это ясно?

      Ответа не последовало.

      – Вы слышите меня? – спросила маска требовательно.

      – Да, – неуверенно загудели студенты.

      – Вам всё ясно?!

      – Да!!! – поднялся дружный ор.

      – Тогда всё внимание на экран! Познакомьтесь с «мамочкой».

      Мамочка

      На экране появилась рисованная мамаша канонического образца в халате и бигудях.

      – Давай, ещё мультики им покажи, – фыркнул Лёша, а маска продолжала соблазнительные речи.

      – В каждой женщине наряду с инстинктами собственничества, шмоточничества и суки живёт инстинкт материнский. – И рядом с мамашей на экране возник пацан в кепке. – В каждом мужчине моложе себя хотя бы на двадцать лет женщина подсознательно видит ребёночка.

      «Голосу басов добавлено для солидности», – заметил Лёша со злорадством. Студенты вдохновлённо внимали, а Ромашкин и не думал слушать лекцию. Он искал зацепки и ждал момента, чтоб добраться до тренера, и именно от этого был внимательней, чем все его сокурсники вместе взятые.

      – Обязательно нужно, чтоб дитя было одето, – у пацана появились новые шмотки, – накормлено… – и в руках его возник нехилый гамбургер, – и чтоб не плакало!

      Сытый и одетый пацан вдруг отчего-то скуксился, но в тот же миг перед ним материализовалась огромная игрушка, и он сразу повеселел весьма артистично для мультяшки.

      – Ради этого мамочки готовы на всё, и умный ребёночек быстро понимает, как плакать на результат.

      Лицо пацана обрело хитрющее выражение, а над его головой засветилась лампочка. «Какой штамп», – подумалось Лёше почему-то голосом Евдоксии Ардалионовны. Пацан вдруг заревел на усиление, и к его игрушке тут же добавились ещё несколько, а потом и деньги. Один из студентов не удержал в себе восторга и громко всхохотнул, отчего Лёша испытал стыд за человеческую расу.

      – Пора и вам становиться умными мальчиками, – наставлял голос. – Всё, что для этого понадобится – это Мамочка, и самая чистая, самая искренняя эмоция, на которую вы способны, а для этого все средства хороши: или коленку себе расшибить, или врать. Врать, как последний раз в жизни, и вот тогда…

      Лёше стоило неимоверных усилий не уткнуться в телефон. Экранный пацан сделал жалостные, как у котёночка, глаза и что-то залепетал, а по щекам его покатились крупные слёзы. Это подействовало. Лицо мамаши приобрело доверчивое выражение, губы округлились, руки поднялись, словно она потеряла равновесие. «Поплыла», – констатировал