Холодный дом. Чарльз Диккенс

он был закутан; но он смотрел в другое окно, не обращая на меня никакого внимания.

      Я думала о своей покойной крестной… и о памятном вечере, когда в последний раз читала ей вслух, и о том, как неподвижен и суров был ее хмурый взгляд, когда она лежала при смерти; думала о чужом доме, в который ехала; о людях, которых там увижу; о том, какими они окажутся и как встретят меня… но вдруг чуть не подскочила – так неожиданны были чьи-то слова, прозвучавшие в карете:

      – Какого черта вы плачете?

      Я так испугалась, что потеряла голос и могла только отозваться шепотом:

      – Я, сэр?

      Закутанный джентльмен не отрывался от окна, но я, конечно, догадалась, что это он заговорил со мной.

      – Да, вы, – ответил он, повернувшись ко мне.

      – Я не плачу, сэр, – пролепетала я.

      – Нет, плачете, – сказал джентльмен. – Вот, смотрите!

      Он сидел в дальнем углу кареты, но теперь подвинулся, сел прямо против меня и провел широким меховым обшлагом своего пальто по моим глазам (однако не сделав мне больно), а потом показал мне следы моих слез на меху.

      – Ну вот! Теперь поняли, что плачете, – проговорил он. – Ведь так?

      – Да, сэр, – согласилась я.

      – А отчего вы плачете? – спросил джентльмен. – Вам не хочется ехать туда?

      – Куда, сэр?

      – Куда? Да туда, куда вы едете, – объяснил джентльмен.

      – Я очень рада, что еду, сэр, – ответила я.

      – Ну, так пусть у вас будет радостное лицо! – воскликнул джентльмен.

      Он показался мне очень странным; то есть показались очень странными те немногие его черты, которые я могла разглядеть, – ведь он был закутан до самого подбородка, а лицо его почти закрывала меховая шапка с широкими меховыми наушниками, застегнутыми под подбородком; но я уже успокоилась и перестала его бояться. И я сказала, что плакала, должно быть, оттого, что моя крестная умерла, а миссис Рейчел не горевала, расставаясь со мною.

      – К чертям миссис Рейчел! – вскричал джентльмен. – Чтоб ее ветром унесло верхом на помеле!

      Я опять испугалась, уже не на шутку, и взглянула на него с величайшим удивлением. Но я заметила, что глаза у него добрые, хоть он и сердито бормотал что-то себе под нос, продолжая всячески поносить миссис Рейчел.

      Немного погодя он распахнул свой плащ, такой широкий, что в него, казалось, можно было завернуть всю карету, и сунул руку в глубокий боковой карман.

      – Слушайте, что я вам скажу! – начал он. – Вот в эту бумагу, – он показал мне аккуратно сделанный пакет, – завернут кусок самого лучшего кекса, какой только можно достать за деньги… сверху слой сахара в дюйм толщины – точь-в-точь как жир на бараньей отбивной. А вот это – маленький паштет (настоящий деликатес и на вид и на вкус); привезен из Франции. Как вы думаете, из чего он сделан? Из превосходной гусиной печенки. Вот так паштет! Теперь посмотрим, как вы все