Ледяной дом. Иван Лажечников

Остермановы.[8] Неподалечку выходит на луг деревянный домик со столбиками: это подворье новгородского архиерея Прокоповича. Направо церковь каменная, огороженная деревянным забором, Исакия Далмацкого. Странно! как ни приду в Питер, все она строится. Диковинные были на ней часы с курантами! Тридцать пять тысяч стоили; как час, так и заиграют свои штуки. Года за четыре, говорят, разгневался батюшка Илья-пророк, что музыка над церковью, да и разбил громом часы. Вот, идем мы теперь мимо адмиралтейской крепостцы: небось не перемахнешь чрез валики, даром что водица в канавах заморожена. Смотри-ко, купол-ат над башнею горит, будто славушка Петра Алексеевича. То-то был великий государь, хоть и больно бивал из своих рук! Зато при нем все шло как по маслу, и житье было привольное, веселое, лишь своего дела не запускай. По этой Луговой линии выступали здесь чинно из болот мазанки, да в мазанках слышны были с утра до ночи песни. А теперь, как очистил их пожар, встали наперекор ему высокие палаты – эки гордые, так и прут небо! Мало высокой кровли, давай и на кровлю надеть шляпу, или будку чванливую… Зато ни гугу! молчат, как домовища, и скучны, как остроги.

      Цыганка плохо слушала рассказы своего товарища и с нетерпением высматривала вперед, не видать ли дворца. Вдруг кто-то, следовавший за ними так тихо, что скрал шум своих шагов, закричал:

      – Стойте! слово и дело!

      – Батюшка! голубчик! – завопила цыганка, поспешив сунуть в руку незнакомца мелкую серебряную монету, – отпусти; мы идем по делу Артемия Петровича Волынского.

      При этом имени незнакомец осмотрелся; видя, что поблизости их не было никого, взял деньги и промолвил:

      – Ступайте! хорошо, что на доброго человека напали, а то б не легко распутались.

      И в самом деле эта встреча могла бы повести цыган к заплечному мастеру. Молча шли они далее. Но скоро показался трехъярусный дом с корабликом на каждых воротах по сторонам, а за ним Зимний дворец. При виде этих палат язык старика вновь развязался.

      – Видишь ли, – сказал он, – этот дом с корабликами по бокам?

      – Вижу, ну!

      – Это дом Апраксина. А за ним палаты, вот что солнышко играет в окнах незамороженных?

      – Не дворец ли уж?

      – Да, славное житье в нем, а пуще всего, что там больно тепло. Чай, матушка-государыня ходит теперь, спустя рукава, или поваливается на пуховиках! Уф! брр! экой морозина, так и хватает за сердце!

      Цыган, говоря это, проворно плечами переминал и частенько похлопывал рукавицами.

      – Знаешь ли, – произнесла с восторгом Мариула, удвоив шаги и подняв выше голову, – знаешь ли, что моя Мариорица живет вот тут, в этом дворце?

      Старик покачал головою.

      – Да, да, неверный, таки живет в этих больших каменных палатах!.. Мариорица – княжна… ее ласкает, любит сама государыня…

      – Не морочит ли уж кто тебя?

      – Поспорь, я тебе выцарапаю глаза! Сто человек мне это сказывали. Спроси любого прохожего. Все ее хвалят, все ее любят… О! она и сызмала была такая добрая… А Волынской?.. Кабы это случилось?.. Почему

8

Ныне дом Сената. (Примеч. автора.)