Хозяйка мертвой избушки. Алексей Кудесин

латаное платье. Нахлынуло вдруг желание обнять, приголубить. Защитить.

      А что? Настоящее мужское желание. Тятенька часто сетует, что де тебе, Петрусь ужо восемнадцать зим, а ты все никак не повзрослеешь. Это ли не взрослость, взять на себя заботу…

      Ага. Даст тебе мамка по хребтине хворостиной за такую заботу. Чай уже приглядела для тебя девицу из соседней деревни. Не такая спорая, как Алёнка, зато с сильным и богатым родом за плечами. Это ещё его, Путруся, станут оценивать, достоин ли.

      Он поглядел в спину Алёнки. Эх, кабы к ней надо было сватать, все было бы гораздо проще. Кроме тётки Парасковы, которая и сама рада бы избавится от такой обузы, за девку некому заступится. А это значит…

      В груди сделалось горячо. А ведь девицу и правда изгнали. Дремучий Лес не сегодня завтра заберёт её, и следа не останется. Так сказала тётка Севея, а прочие кивали-соглашались. Поэтому и решили отправить её подальше от деревни в заброшенную охотничью избу. А ему, Петрусю, велели проследить, что дойдёт, назад не повернёт.

      Но ведь до того, как Лес её заберёт, она никому не нужная будет жить совсем одна одинёшенька…

      Мысли тёмные, недобрые нахлынули скопом и застлали взор. Пальцы скрючились, словно он уже удерживал её хрупкие руки, чтобы не вырвалась, не убежала…

      Петрусь встал и тряхнул головой. Что за наваждение? Ему сделалось стыдно. И одновременно сладко от темных мыслей, что не ушли совсем, а притаились рядышком, совсем близко…

      Страшась этих мыслей, глянул вперёд. Алёнка склонилась над гнездом незнакомых Петрусю птах. На лице умиление, губы вытянулись в трубочку и – фью, фью.

      – Что за тупица мне досталась… – парень ощутил внезапную злость, будто в его душевных терзаниях виновата была только девица.

      – Алёнка! – крикнул он. – В Дремучем Лесу живёт Баба Яга. Разве не она забрала твою мамочку?!

      С приятным удовлетворением увидел, как окаменела её спина. Когда девица выпрямилась, лицо было бледным, а в глазах отразилась боль. Петрусь даже мимолётно пожалел о своих словах. Тут же пришло злое – сама виновата. Виновата! Виновата! В чем виновата, не смог бы сформулировать даже для себя.

      – Что ты знаешь об этом? – она повернулась к нему. Синие глаза сверкнули льдом. – Со мной никто не говорит про маму. Тётушка Параскева терпеть не может поднимать эту тему. Неужели ты что-то знаешь?!

      Эта новая Алёнка настолько не походила на все, что Петрусь видел и надумал себе раньше, что парень испугался. Такая Алёнка пожалуй не даст ему спуску, коли он позволит взять вверх темным мыслям…

      – Не знаю я ничего, – буркнул он и отвёл глаза. – Чего пристала…

      Дальше шли молча. Он старался не глядеть на неё, а она больше не восторгалась лесными чудесами.

      – Петрусенька, – проговорила девица. – Я понимаю, что у меня ничего нет, кроме меня самой. Но я все для тебя сделаю. Все что пожелаешь. Только скажи, что в деревне говорят про мою маму? Отчего скрывают от меня?

      Парень встал, плечи горбились, потом он медленно обернулся. Алёнке потребовалось