Презумпция вины. Анна Бабина

культуры называется сквером Зои Чугуевой. От проезжей части его отделяют три секции чугунной ограды: в каждом чёрном квадрате по чёрному лебедю. Кто это придумал, мне неизвестно. Надо бы в книгах по краеведению порыться, да всё некогда.

      В энциклопедии о ней коротко: «Зоя Михайловна Чугуева (11 июня 1925, гор. Староуральск (до 1957 – Голычев) – 19 января 1943, дер. Замошье) – подпольщица, комсомолка-героиня».

      Хоть жизнь Зои и оборвалась в тысячах километров от Староуральска, её именем у нас названы сквер и железнодорожная станция. Она осталась на двух сохранившихся чёрно-белых фотографиях, в двух топонимах родного города и во мне.

      Окна моей квартиры выходят в этот сквер, где вечерами пьют пиво и фальшиво поют вчерашние дети. «Группу крови» поют, «Что такое осень» и ещё что-то по-английски, я не понимаю.

      Зоя очень любила петь. Голос у неё был низкий, с лёгкой хрипотцой – не для тех времён голос, не для тех песен, что пели все. Зоя любила народные, слезливые, протяжные. Затянет «По Дону гуляет» – глядишь, и все уже плачут, даже у меня, мелкой, глаза на мокром месте. «От твоего пения, Зойка, в груди тесно», – приговаривала бабушка Настя, промокая глаза краем передника.

      Бабушка Настя очень любила Зою. Очень. Больше, чем меня – её все любили больше.

      Теперь я и сама бабушка.

      Времени нравится над нами шутить.

      Закрывая глаза, я вижу Зою – светлокожую, пышноволосую, кареглазую. В одну книгу вместо её фотографии поместили портрет Ульяны Громовой – видно, редактор ошибся – и я собственноручно накропала гневное письмо в издательство, мол, исправьте безобразие. Наша Зоя красивее, – этого я, конечно, не написала.

      Остроумная, внимательная, усидчивая, – так говорили о ней, но я знала куда больше, потому что Зоя Чугуева – моя родная сестра.

      Дорогая моя Зоюшка, Заюшка, ребёнок моей ненаглядный!

      Жизнь, как оказалось, очень коротка, даже если ею не разбрасываешься понапрасну. А уж я старалась. Старалась ни минуты зря не просыпать, потому что знала всегда, что живу не свою жизнь, а Зойкину.

      По порядку.

      «Будь добра, Лидочка, пиши связно, не скачи с темы на тему», – говорила наша литераторша. Видела бы ты, какая у нас была литераторша! Статная, высокая, платье чёрное с воротничком-стойкой и брошь на груди. Она такая и до войны была, и после – я её часто встречала, она жила в нашем районе. Идёт, очочки блестят, причёска тоже блестит – волосок к волоску. В шею словно палка вставлена. Звали её Ева Дмитриевна. Нас всё смешило, что Ева. «Адама на неё нет», – веселились некоторые, поначитаннее, кто про церковь хоть что-то знал.

      После того, как … После Зойки, в общем, кажется, Ева Дмитриевна меня невзлюбила. Мне иногда думается, что никто не знал, только она знала. Впрочем, чушь всё это.

      Когда ты будешь это читать, папа, думаю, тебе уже расскажет, что была в нашем, чугуевском, роду, героиня – Зоя Чугуева, твоя полная тёзка, моя родная сестра. Жили мы в детстве в деревянном доме на окраине города Голычева, который тебе известен как Староуральск. Мне хочется верить,