Цветы на нашем пепле. Книга 1. Генезис. Юлий Сергеевич Буркин

Ливьен минут через двадцать полета.

      – А ты уверена, что нам нужно ТУДА?

      – Да. – Ливьен едва сдержала раздражение.

      Рамбай покосился на нее. Вид у него был слегка виноватый.

      – Тогда так, – сказал он и под прямым углом повернул направо.

      Ливьен принялась про себя ругать его самыми грязными словами, какие только знала в языках маака и махаон. (Кроме этих ругательств на языке противника она не знала больше ни единого слова.)

      Через некоторое время Рамбай вновь резко повернул направо.

      – Стоп, – скомандовала Ливьен. Но он продолжал лететь, словно и не слыша ее.

      Ливьен отстала и опустилась на свисавшую с дерева петлю лианы.

      Пролетев метров пятнадцать в одиночестве, Рамбай заложил вираж и, вернувшись, сел рядом, демонстративно не глядя в ее сторону.

      С минуту они молчали. Самец не выдержал первым:

      – Жена не должна перечить мужу, – заявил он.

      – Это у вас. А у нас муж не должен перечить жене.

      – Нас соединил закон НАШЕГО племени, – напомнил он.

      – Твое племя нас выгнало, и мы летим в мое, – парировала Ливьен.

      – Рамбай не станет рабом самки! Запомни это! – в сердцах он ударил кулаком по лиане, и Ливьен чуть не свалилась с нее. Это ее окончательно взбесило. Вот и началась счастливая семейная жизнь.

      – Никчемный дикарь! – заорала она. – Ты – маака, понимаешь, маака! Ты летишь ДОМОЙ и боишься признать это! Морочишь мне голову, рыскаешь туда и обратно! Но если ты не приведешь меня в лагерь, я улечу одна. Понял?! Трус проклятый.

      Он, наконец, обернулся к ней. Его лицо, казалось, окаменело:

      – Я ничего не боюсь. Но я не умею искать при свете. Днем я плохо вижу и почти не чувствую запахов.

      И отвернулся снова.

      Лишь теперь Ливьен вспомнила, что урании – бабочки ночные. Хотя Рамбай и маака, но он всю жизнь прожил в режиме ураний, и, по-видимому, его органы чувств адаптировались…

      – Что ж ты не сказал сразу? – смягчилась она. – Давай, найдем место, где мы сможем переждать день, а с заходом солнца двинемся дальше. Отдохни.

      Рамбай мрачно покосился на нее:

      – Ты мне разрешаешь?.. – в его голосе слышались язвительные нотки.

      “Ну, надо же, – изумилась Ливьен, – мы еще и чувство юмора имеем…”

      – О, мой повелитель, – отозвалась она смиренно, – разве я могу разрешать или не разрешать тебе? Я пекусь единственно о твоем благе, и мне кажется, тебе было бы полезно немного поспать.

      Рамбай озадаченно помолчал. Лицо его отчетливо отражало напряженную работу мысли.

      – Ладно, – прекратил он тщетные попытки разобраться в значении ее интонаций. – Я тут приметил одно подходящее дупло. – Он помедлил, испытующе глянул ей в лицо, и, не удержавшись, добавил: – Рамбай наблюдательный.

      – Самый наблюдательный, – поправила Ливьен.

      Он неопределенно подвигал бровями, но пикировку решил не продолжать и соскользнул с лианы. Только по нервной, дерганой манере полета можно было догадаться, как он зол. Ливьен с трудом поспевала за ним.

      Минут через десять они устраивались на отдых в маленьком,