Уроки на свежем воздухе. Виктория Либит

засыпай. Позвони, как код вспомнишь. Я до вечера в Ялте.

      Под действием усталости и лекарств Антон, наконец, отключился. Коста продиктовал Наташе свой номер. Переведя озабоченный взгляд на Антона, она нахмурилась и обернулась на лысого. На лице ее появилось выражение, которое бывало у матери Косты, когда отец после заседания ученого совета приходил домой слегка навеселе: укор, не превращавшийся в осуждение.

      – Можно вас? – кивнув на дверь, обратился Коста к толстяку.

      Не отвечая, тот прекратил расставлять на столе пузырьки с лекарствами и пошел к двери.

      В коридоре Коста спросил:

      – Вы врач?

      – Так точно. Владимир Яковлевич Сперанский. Полковник медицинской службы в отставке.

      Коста усмехнулся:

      – Интересно, какое звание соответствовало вашему у нацистов?

      – Оберст-арцт, полагаю, – невозмутимо ответил доктор.

      – Не удивлен, что вам знакома эта терминология.

      – Молодой человек, ближе к делу.

      Владимир Сперанский смотрел спокойно, понимающе. За это понимание Косте невыносимо хотелось съездить ему по морде с обветренной, дубленой шкурой и голубыми, чуть навыкате, глазами.

      – Я хочу сказать, херовый из вас доктор, раз позволили довести человека до нервной горячки!

      – Психоза, скорее.

      – Что?

      – У вашего товарища, похоже, реактивный психоз.

      – Спасибо, док!

      С легкой издевкой доктор наклонил голову.

      – Почему вы не отправили его в больницу?

      – Потому что здесь уход за ним будет лучше, чем в любой крымской клинике. Вы видели лекарства и оборудование? Оставшееся привезет Исмаил.

      – Откуда?

      – Из Севастопольского госпиталя.

      – У вас там знакомые?

      – Так точно.

      «Кроме того, в больнице Зудин может что-нибудь ляпнуть, а тут хоть оборись», – подумал Коста.

      – Коста, нам с Наташей можно доверить вашего отважного критика. Наташа – ординатор института Бакулева, будущий кардиолог и уже сейчас очень толковый медик. Это я вам как врач с сорокалетним стажем говорю.

      Сперанский улыбнулся. В лучах света, тянущихся от окна в конце коридора, танцевали пылинки.

      Коста устало потер лицо.

      – Вы – сборище уродов…

      Развить мысль он не успел. Снизу донесся голос. Он взвивался, срывался почти в плач, усиливаясь по мере того, как его обладательница поднималась по лестнице. Коста узнал его мгновенно.

      – Я не понимаю! Как можно сотворить такое? Человек разве мышь? Даже мышь жестоко пугать удавом! Я видела! В детстве, в зоомагазине. Мышь посадили в клетку на корм удаву. Он спал. А она забилась в угол, смотрела на него и от ужаса родила! Я видела! И вы так же!

      В коридор влетела Анна. Короткие, вьющиеся волосы растрепались, глаза сверкали, щеки покраснели.

      Доктор выставил вперед ладони в умоляющей-покорном жесте:

      – Аня, Аня! Анюта! Он спит, умоляю тебя, не кричи!

      Анна развернулась к Косте.

      «Какая красивая!» –