Развод. Со мной так нельзя. Амелия Борн

одна, прошла в нашу с Ковалевым комнату.

      Храп Алексея оглашал пространство, явственно говоря о том, что мужа сейчас из пушки не разбудишь.

      – Мамоська! – восхитилась моему приезду Люси, которая резво соскочила с кровати, предварительно бросив телефон отца рядом с ним, подбежала ко мне и прижалась к моим ногам.

      Ковалев дрых, хоть из ракетницы стреляй.

      – Маленькая моя, – подхватив младшую дочь на руки, я прижала ее к себе и, отстранив, сообщила: – Сейчас погуляете с тетей в парке, хорошо?

      Люська нахмурила бровки, но кивнула. Я вздохнула и, унеся дочь в детскую, собрала ее на улицу. С одной стороны, мне не терпелось разбудить Алексея и выдать ему все, что у меня имелось на душе. С другой я понимала – это будет конец всему. И каким бы ужасным ни было понимание, что Ковалев мне изменял, пусть первым в меня бросит камень тот, кто смог бы с холодной головой отрезать столько лет семейной жизни и просто вычеркнуть их, как будто не было за плечами совместного счастья и планов на будущее.

      – Все, Ви. Я наберу тебя, как тут… закончу, – сказала тихо, провожая детей и сестру из квартиры.

      С Дашей собиралась поговорить уже после того, как разберусь с Алексеем. Ведь на мужа собиралась вылить все, что бушевало внутри, а к разговору с дочерью нужно было подойти со всей ответственностью. И спешка здесь была ни к чему.

      – Удачи, Арин… – вздохнула Виолетка, и они удалились.

      Я же, заперев за ними дверь, прошла в комнату, где Ковалев так и продолжал храпеть во все дыры и, с силой толкнув его, сказала:

      – Просыпайся, сволочь…

      Он подскочил на постели, заозирался по сторонам. Выглядел так испуганно, что мне даже смешно стало от его растрепанного вида.

      – А! – увидев меня, расплылся он в противной злой улыбке. – Приехала мамаша года!

      Это стало последней каплей. Подлетев к мужу, я размахнулась и залепила ему звонкую пощечину, от которой руку прострелило тупой болью.

      Глаза Алексея полыхнули лютой злобой. А усмешка стала еще более уродливой, превращая лицо Ковалева в отталкивающую маску.

      – Заслужил, – кивнул он, спуская ноги с кровати.

      Потер ладонью щеку, театрально подвигал челюстью туда-сюда, как будто существовала вероятность, что я могла ее сломать.

      – Ты все? Вернулась в родной дом, или опять тебя куда-то понесет? – уточнил он, поднявшись и потянувшись с таким видом, как будто мы с ним просто встретили вдвоем этот день и у нас какие-то бытовые дела по плану.

      – Понесет, видимо, тебя. Причем отсюда подальше, – процедила, наблюдая за тем, как Ковалев подходит к шкафу и с самым непроницаемым видом берет полотенце.