Счет за счастье. Владимир Колычев

шея, борцовские плечи. Черты лица грубые, жесткие, но взгляд при этом совсем не злой, даже порой добродушный. Шишман с ним подъехал и Вахлам, один такой же тесаный дуб, толстокожий и тяжеловесный, другой высокий, статный, гладкощекий, приятной внешности. Взгляд у Вахлама вроде бы мягкий, но на гранитной основе, кремень-человек. И Шишман крутого нрава, напористый, хлебом не корми, только подраться дай.

      – Ну как ты, братан? – пожав Ереме руку, спросил Шишман.

      – Бывало и лучше… С пацанами что? Я вообще не в курсах! – сказал Ерема, виновато глянув на Бадала.

      Ему доверили разбор с Машуром, с него спрос, а он даже не знает, чем стрелка закончилась. Не видел, чтобы кого-то наглухо завалили, но стрельба была такая, что жертв не могло не быть.

      – Нормально все, – тихо, с чувством собственного достоинства сказал Бадал.

      И на Шишмана он глянул, чтобы передать ему слово. Не царское это дело подробности говорить.

      – Тебя вот сильно зацепило, Ништяку ногу прострелили, Резвому – руку, а Бычку сломали челюсть. Все.

      – А с Машуром что?

      – Живой, сука!..

      – Это ненадолго, – кивнул Ерема.

      Он не считал себя кровожадным и даже понимал Машура. Понял пацан, что проигрывает, включил запасной план, но уговор был без пальбы. Дал слово – держи, не можешь – умри! Слова простые, но на них весь мир держится. Во всяком случае, тот мир, в котором вращался он.

      – Мы тут пошумели вчера немного, – выкладывая на стол апельсины, кефир, минералку, сказал Вахлам. – Зато палата отдельная.

      – И под себя ходить не будешь, – кивнул Шишман.

      – Знаешь? – благодарно глянул на него Ерема.

      – Знаю! Всю ночь под окнами, ля!..

      – Ага, лепила чихнуть на тебя боялся… – усмехнулся Вахлам.

      – А если бы рука дрогнула?

      – Так не дрогнула же!

      Бадал посмотрел на Шишмана, перевел взгляд на Вахлама и указал на дверь. Ерема нахмурился, он, конечно, привык к серьезным разговорам, но хотелось бы обойтись без них.

      – Выбрось Машура из головы, – сказал он, когда за пацанами закрылась дверь. – Не парься и спи спокойно.

      – Совсем выбросить?

      – Совсем!

      – Как это, почему?

      – Власть переменилась. Покрышка к ореховским отходит.

      Бадал улыбался, как будто ничего особенного не произошло, но смотрел в окно, прятал взгляд.

      – Как это к ореховским?

      – Так и отходит!

      – И кто договорился?

      – Я договорился. Сам Сильвестр подъезжал!

      – Из-за Покрышки? – удивленно повел бровью Ерема.

      Сильвестр – фигура первой величины, и, если он лично впрягся за мелкую, в общем-то, барахолку, значит, видел в этом большой смысл. А отказать Сильвестру Бадал не мог. И Машур против него точно не пойдет. Это им под пули, чуть что не так, идти приходится, а такие монстры, как Сильвестр, одним словом все берут. Но так Ереме до таких величин расти и расти.

      – Ты меня понял, – сказал Бадал, выразительно глядя на него.

      – Ну