Неслучайное замужество. Антонина Тяпкина

кто во сколько ложился спать и когда подходила моя очередь идти в душ или туалет. Такие условия ничуть не тяготили меня, а мой нейтралитет между враждующими сторонами в итоге обратил на себя внимание. И вот к чему это привело.

      Однажды, спустя шесть дней после нашего пребывания в заточении, на внутригрупповом собрании, которое каждый день организовывали девочки-главари двух различных группировок, было принято решение во избежание стычек с вожатыми, строго пресекавшими любые разборки между подопечными, выбрать так называемую судейскую группу, в которую входили бы по два представителя от каждой группировки и один верховный судья. И да – ею назначили меня!

      В знак подчеркивания особого положения в обществе все 4 судьи носили синие повязки на шее, и только я одна – ярко-желтую. Но не только она могла свидетельствовать о моем суверенитете. Ведь это психологический момент, Вы понимаете. Когда Вам одевают корону на голову, Вы априори не можете позволить себе лечь в лужу с грязью или одеть фартук на кухне, пусть даже Вы очень нуждаетесь в том. Вот я и задрала нос под стать занимаемому посту и всем своим видом выказывала превосходство над окружающими. Но я никогда не была высокомерной, поэтому и отношение ко мне всегда было добрым и доверительным. По правде сказать, я отлично подходила на роль главной судьи, обладая материнским бойким и жестким характером, смекалистым умом и умея отлично сглаживать углы. И я здорово разруливала возникающие конфликты. Мне очень нравилось вершить правосудие и вместе с тем ощущать действительную потребность людей в себе.

      Что касательно противоположного пола, то на весь лагерь у нас было только 2 группы мальчишек, и это тоже было предметом бесконечных ссор, разумеется. В одном отряде они были возрастом от 9 до 12 лет, а в другом наши ровесники – 14-16 лет, и пройти мимо обычного места сбора последних без должной выправки было совершенно немыслимо. У них внутри тоже были свои порядки, и мы в те дела (равно как и они в наши) не вникали, а только замечали по некоторым разбитым лицам, что кулаки там частенько шли в ход.

      Нравилась ли я кому-то из них – об этом я не задумывалась, потому что не имела привычки рассуждать на этот счет. В школе на уроках я не отвлекалась никогда на личное, а на переменах играла в куклы. Я чуть ли не до 12 лет играла в куклы, тогда как мои одноклассницы уже тайком встречались и целовались с мальчиками. Сейчас я понимаю, что это было обусловлено не только переносом такой, как бы понятнее выразиться, глубокой семейности на мои детские занятия и деятельность, но и элементарно тем, что мне некогда было чувствовать себя ребенком дома, мне хотелось играть. Я не наигралась в отведенное для этого природой время. Последний же школьный год, когда я и делала эти побеги из дома, что-то сексуальное, бесспорно играло во мне, какие-то сцены я даже наблюдала в уличных сборищах, но они были такие грязные и мерзкие, что вызывали скорее отвращение, нежели пробуждали желание.

      Здесь же, в пансионате, впервые за много лет, стала снова раскрываться моя женственность, которая последний