За шаг до близости. Владимир Никитин

что наказали. Хуже только в изоляторе, когда болеешь, – ворчит Ян.

      – Зато мы первыми видим всех, кто приезжает. У нас тут, считай, наблюдательный пункт. Не-а, даже смотровая башня, – говорю.

      – Каланча!

      – Точно, каланча. А то и маяк, – смеюсь я.

      – Ну это ты загнул…

      Сейчас нас трое – стражей ворот. Тех, кого из лагеря отправили встречать взрослых. Было четверо, но к одному парню недавно приехали предки, и он перешёл в разряд счастливчиков. Жаловаться без толку. Всё справедливо – остальные заняты на родительском дне. А кому ещё сторожить ворота, как не тем, кого родители не забрали?

      – Э-ге-ге! – доносится из радио. – Пока вы все отдыхаете, я отвечаю за музыкальную программу и ваше настроение. Напоминаю, что встречать родителей вы можете у Северных ворот. Южные уже закрыты. Через минуту прозвучит композиция A Tale That Wasn't Right.

      А потом, уж не обессудьте, начнётся повтор вчерашней трансляции. Мне тоже надо отдыхать! Хорошего всем дня!

      Мы следим за дорогой, не отрываясь. Мы три друга, три мушкетёра и по фиг, что одна из нас – девушка.

      Иногда в начале дороги мы видим яркий блик. И знаем, что ещё одна машина выехала из-за поворота и свет отразился от её окон. Я жду каждую такую вспышку, принимая её за знак. Надеясь, что следом появится машина родителей моей Юли. Маму я не жду, она и не могла приехать, задержавшись в командировке. Солнце светит прямо в глаза, и если бы…

      – А представь, если бы стёкол не было, – словно прочитал мои мысли Ян. – Мы бы и не знали заранее, что кто-то едет.

      Время от времени до нас доносится свист. Это деревенские выкликают нас, чтобы мы спустились и вышли за территорию. А там можно и подраться, не боясь охраны. Деревенские взрослее, крепче, наглее. Не толкаются или борются, как мы, а дерутся жёстко, до крови. Встречи с ними не сулят ничего хорошего.

      Сегодня они особенно злы. Им завидно, что другим детям привезут много вкусностей, и что можно быть такими счастливыми.

      Вдали грохочет. Бах, бах, как будто взрывы или раскаты.

      – Гром!

      – Ого, скоро ливанёт и смоет нас отсюда. Как при шторме, когда накатывает девятый вал!

      «А если Юля не вернётся?» – думаю я. Каждый день я откладывал признание в любви, ждал лучшего момента. И хотел признаться сегодня, обязательно сегодня – в эту субботу, в рубикон смены. Чтобы на прощальной дискотеке танцевать с ней как парень с девушкой.

      День назад Юля отравилась, и её положили в изолятор, который стоял далеко от жилых корпусов. К ней никого не пускали, чтобы не пронесли еду. Но я смог пробраться через окно. Героическим появление не вышло: я шмякнулся на пол.

      – Я думала, ты не придёшь уже, – едва сдерживая смех, она помогла подняться.

      Юля была в розовой пижаме. Белый халат лежал рядом нетронутым.

      – Не пускали. Говорили, у тебя снова высокая температура.

      – Только вечером, не страшно.

      Я сказал, что думал:

      – Рад, что ты заболела. Мы хоть можем побыть одни.

      Она улыбнулась, сказав:

      – Жаль, что так.

      – Ну так ты хоть не стесняешься меня. Не обижайся.

      – Я не обижаюсь. Я не хочу, чтобы о нас говорили. Вот, он в четвёртом отряде, мелкота, а она в первом. Просто не хочу. Можно же дружить не на глазах у всех?

      – Просто дружить?

      В коридоре послышались шаги.

      – Кто-то идёт! Беги!

      Я вылез в окно и спрятался в кустах. Было тихо, лишь со стороны деревни доносился свист.

      – Юля, собирайся, – услышал я голос врача.

      – Куда? Я думала, только завра выпишут.

      – Нет, приехали родители. Тебя забирают.

      – Но как? Ещё полсмены!

      – Мы тут и на день не останемся! – негодовал женский голос, видимо, мамы. – Чтобы ребёнок ещё раз отравился? Вы с ума сошли?

      – Дай мне время, – просила Юля. – Я оденусь.

      – У тебя пять минут.

      Шаги, хлопок двери.

      Юля выглянула в окно.

      – Ты здесь? Слышал? Меня увозят домой.

      – Да, но как же так?..

      – У меня меньше пяти минут.

      – Оставь свой номер телефона!

      – Мы только переехали. Напиши свой.

      Она бросила мне бумагу и ручку. Листок кружил несколько секунд, прежде чем я поймал его. Ручку нашёл во влажной от росы траве.

      – Юля, – дверь снова открылась. – Тепло оденься, на улице прохладно. И что у тебя так свежо?

      Я быстро написал номер и добавил слова «Я люблю тебя». Сделав из листочка самолётик, запустил в окно. И услышал лёгкий хлопок – самолётик приземлился у моих ног, ударившись о стекло. Я подтянулся на подоконнике и заглянул в комнату. Мама выталкивала Юлю из палаты.

      Стало совсем тихо, даже свист прекратился. Я слышал, как бьётся сердце.

      Но ведь Юля