Квартира 28. Юлия Волкодав

на работу в здание возле памятника дедушке Кирову и оттуда управляет культурой. Всякими там концертами и спектаклями. А по выходным сидит в архиве и пишет книжку про Маяковского, потому что Маяковский – его любимый поэт, который когда-то давно самоубился. А Миша уверен, что всё было не так, и об этом пишет книжку.

      Мне тоже Маяковский нравится, особенно про винтовки.

      «Возьмём винтовки новые, на штык флажки!

      И с песнею в стрелковые пойдём кружки…».

      Мне вообще всё вот такое нравится: серьёзное, про войну. Песни про войну нравятся. Я люблю встать посередине комнаты и запеть: «На позицию девушка провожала бойца, тёмной ночью простилися на ступеньках крыльца. И пока за туманами видеть мог паренёк, на окошке на девичьем всё горел огонёк». У меня есть железная лампа, в которую надо заливать керосин и крутить колёсико, и тогда будет тоже гореть огонёк. Так Лиля объяснила. Но керосина мне, конечно, не дали, поэтому я машу пустой лампой и воображаю, что в ней горит огонёк, а я – та самая девушка, которая проводила бойца на какую-то таинственную позицию. Но Лиля и Миша не любят, когда я пою. Не знаю, почему. По-моему, это очень здорово – петь, особенно если погромче.

      – Шарики давай, – командует Миша с табуретки. – Нет, поменьше. На макушку вешаются самые маленькие шарики, а вниз – самые большие. Запомнила?

      Я киваю. Но ничего я не запомнила. Через пять лет, когда Миши уже не станет, мне придётся первый раз самой наряжать ёлку. И я, пытаясь вспомнить его наставления, всё перепутаю и сделаю ровно наоборот – на макушку повешу огромные шары, а внизу – россыпь мелких игрушек. Но Лиля скажет, что очень красиво, потому что это будет наш первый Новый год вдвоём.

      Дед Мороз-то ненастоящий!

      Перед Новым годом всегда столько хлопот. Не успели разобраться с гирляндой, как новая забота. С самого утра всё идёт как-то неладно. Лиля говорит, что надо надеть платье Снежинки и колготки. Зачем? Зачем так много страшных слов подряд? Платье Снежинки – это белое платьице, расшитое блестками, и с мишурой по подолу. Блёстки меня не смущают, пусть будут. Но платье! Я ненавижу платья. В них неудобно ползать, в них неудобно лазить, в них даже сидеть неудобно! Но хуже всего, что комплектом к платью идут колготки! Я никак не могу запомнить: два шва – это перед, а один – это зад, или наоборот? Они морщинятся на коленках. Под ними всё чешется. Жуть! Поэтому колготки я прячу под крышку старого пианино, на котором всё равно никто не играет. И когда Лиля требует надеть колготки, я сообщаю, что их у меня нет. Она удивляется, долго роется в шкафу, обещает купить новые, а я счастливо напяливаю штаны и какую-нибудь кофту.

      Но сегодня фокус не прокатывает. Мне выдают платье Снежинки и новые белые колготки, которые обязательно надо надеть.

      – Мы идём гулять? – уточняю я осторожно.

      Лиля качает головой.

      – Нет. Но к тебе придут очень важные гости. Надо быть нарядной.

      Какие ещё гости? Зачем они нужны? У меня нет времени на гостей – я играю в ёлочные игрушки. Потому что ёлочные игрушки