Скорость тьмы. Элизабет Мун

назад. Кого вы встречаете?

      Марджори приближается к нему со спины.

      – Все в порядке, Лу?

      – Отойдите, девушка! – говорит человек. На Марджори он не смотрит.

      – Это мой друг, – говорит Марджори. – Мы встречаем подругу, рейс три – восемьдесят два, выход семнадцать. Я не слышала никаких сигналов, когда он прошел через металлоискатель.

      Голос у нее сердитый.

      Человек слегка поворачивает голову, чтобы взглянуть на нее. Немного успокаивается.

      – Так он с вами?

      – Да. Что-то не так?

      – Нет, мэм. Просто он выглядел подозрительным. Это… – он все еще смотрит на мою записку, – все объясняет, наверное… Ну раз он с вами…

      – Он не «со мной»! Лу – мой друг! – говорит Марджори тем же тоном, каким называла Дона настоящим козлом.

      Брови человека в форме поднимаются, затем опускаются. Он протягивает мне записку и отворачивается. Я иду рядом с Марджори, она шагает широко, будто хочет размять ноги. Мы ничего не говорим, пока не приходим в огороженную зону ожидания для выходов с пятнадцатого по тридцатый. По другую сторону стеклянной стены люди с билетами сидят рядами на стороне вылетов; каркасы стульев блестящие металлические, а сиденья – темно-синие. На нашей стороне стульев нет, встречающим не полагается приходить более чем за десять минут до обозначенного времени прибытия рейса.

      Раньше было по-другому. Я, конечно, этого не помню, потому что родился на рубеже веков, но родители рассказывали, что в их время встречающие подходили прямо к выходам. После несчастий две тысячи первого года к выходам пускают только улетающих пассажиров. Это было очень неудобно для тех, кому нужна помощь, и многие просили выдать специальный пропуск, и правительство придумало сделать зону для встречающих с отдельным досмотром. Когда я впервые полетел на самолете с родителями, мне было девять лет, и во всех крупных аэропортах были отдельные зоны для улетающих и встречающих.

      Я смотрю в большие окна. Повсюду огни. Красные и зеленые на краях крыльев самолетов. Квадратные тусклые лампочки вдоль окон обозначают оконный проем. Фары маленьких машин для перевозки тележек с багажом. Горящие огни и мигающие огни.

      – Ты уже можешь говорить? – спрашивает Марджори, пока я смотрю на огни.

      – Да.

      Я ощущаю ее тепло, она стоит совсем рядом. На мгновение закрываю глаза.

      – Я просто иногда не знаю, что сказать…

      Показываю на самолет, подъезжающий к выходу:

      – Это тот, который мы ждем?

      – Думаю, да. – Марджори встает прямо передо мной. – Все нормально?

      – Да, просто… так иногда бывает…

      Мне неловко, что это случилось сегодня, когда я впервые остался с Марджори наедине. В старшей школе я иногда хотел заговорить с девочками, которые не хотели со мной разговаривать. Марджори тоже сейчас уйдет. Можно доехать до Тома на такси, но у меня с собой недостаточно денег…

      – Хорошо, что ты в порядке! – говорит Марджори, а потом открываются двери и начинают заходить люди из самолета.

      Она