Юрий Милославский, или Русские в 1612 году. Михаил Загоскин

Москвы; а куда иду, и сам еще путем не знаю. Верстах в пяти отсюда неизменный мой товарищ, добрый конь, выбился из сил и пал; я хотел кой-как добрести до первой деревни…

      – А кто ты таков?

      – Кто я? Как бы вам сказать… Зовут меня Киршею; родом я из Царицына; служил казаком в Батурине, а теперь запорожец.

      – Запорожец! – вскричал Алексей, отскочив в сторону.

      – Да, – продолжал спокойно прохожий, – я приписан в Запорожской Сечи к Незамановскому куреню и без хвастовства скажу, не из последних казаков. Мой родной брат – куренной атаман, а дядя был кошевым.

      – Помилуй господи! – сказал Алексей. – Запорожский казак и, верно, разбойник!

      – Нет, товарищ, напрасно. В удальстве я от других не отставал, а гайдамаком никогда не был.

      – Как же ты попал в здешнюю сторону? – спросил с любопытством Юрий.

      – А вот как: я года два шатаюсь по белу свету, и там и сям; да что-то в руку нейдет. До меня дошел слух, что в Нижнем Новгороде набирают втихомолку войско; так я хотел попытать счастья и пристать к здешним.

      – Против кого?

      – А мне что за дело? Про то панство знает, была бы только пожива; ведь стыдно будет вернуться в мой курень с пустыми руками. Другие выставят на улицу чаны с вином и станут потчевать всех прохожих, а мне и кошевому нечего будет поднести.

      – Зачем же ты не пристал к войску гетмана Жолкевского?

      – Спроси лучше, зачем отстал?

      – Так ты беглый?

      – Кто? я беглый? – сказал прохожий, приостановя свою лошадь. Этот вопрос был сделан таким голосом, что Алексей невольно схватился за рукоятку своего охотничьего ножа. – Добро, добро, так и быть, – продолжал он, – мне грешно на тебя сердиться. Беглый! Нет, господин честной, запорожцы – люди вольные и служат тому, кому хотят.

      – Но разве вы не должны служить королю Сигизмунду?

      – Должны! Так говорят и старшие, только вряд ли когда запорожский казак будет братом поляку. Нечего сказать, и мы кутили порядком в Чернигове: все божье, да наше! Но жгли ли мы храмы господни? ругались ли верою православною? А эти окаянные ляхи для забавы стреляют в святые иконы! Как бог еще терпит!

      – Но все эти беспорядки скоро прекратятся: московские жители добровольно избрали на царство сына короля польского.

      – Добровольно! Хороша воля, когда над тобой стоят с дубиною… нехотя закричишь: давай нам королевича Владислава! Нет, господин честной, не пановать над Москвою этому иноверцу. Дай только русским опериться!

      – Но, кажется, дело кончено, и когда вся Москва присягнула польскому королевичу…

      – Мало ли что кажется! Вот и мне несколько раз казалось, что там направо светит огонек, а теперь ничего не вижу.

      – Огонь! где ты видишь? – вскричал Алексей.

      – А вон, посмотри: опять показался; видишь – там, как свечка теплится?

      Путешественники остановились. Направо, с полверсты от дороги, мелькал огонек; они поворотили в ту сторону, и через несколько минут Алексей, который шел впереди с собакою, закричал радостным голосом:

      – Сюда, Юрий Дмитрич, сюда! Вот и плетень! Тише, боярин, тише! околица