Наши русские чиновники. Антология

путное, а то ведь елистратишка простой. С проезжающим знакомится, а потом в картишки, – вот тебе и доигрался! Эх, надоела такая жизнь! право, на деревне лучше: оно хоть нет публичности, да и заботности меньше; возьмешь себе бабу, да и лежи весь век на полатях да ешь пироги. Ну кто ж спорит, конечно, если пойдет на правду, так житье в Питере лучше всего. Деньги бы только были, а жизнь тонкая и политичная: кеатры, собаки тебе танцуют, и все что хочешь. Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин – купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел – ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что́ всякая звезда значит на небе, так вот как на ладони все видишь. Старуха офицерша забредет; горничная иной раз заглянет такая… фу, фу, фу! (Усмехается и трясет головою.) Галантерейное, чёрт возьми, обхождение! Невежливого слова никогда не услышишь, всякой тебе говорит вы. Наскучило идти – берешь извозчика, и сидишь себе, как барин, а не хочешь заплатить ему, – изволь: у каждого дома есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет. Одно плохо: иной раз славно наешься, а в другой чуть не лопнешь с голоду, как теперь, например. А все он виноват.

      Что́ с ним сделаешь? Батюшка пришлет денежки, чем бы их попридержать – и куды!.. пошел кутить: ездит на извозчике, каждый день ты доставай в кеатр билет, а там через неделю – глядь, и посылает на толкучий продавать новый фрак. Иной раз все до последней рубашки спустит, так что на нем всего останется сертучишка да шинелишка, ей-богу, правда! И сукно такое важное, аглицкое! рублев полтораста ему один фрак станет, а на рынке спустит рублей за двадцать, а о брюках и говорить нечего – нипочем идут. А отчего? оттого, что делом не занимается: вместо того, чтобы в должность, а он идет гулять по прешпекту, в картишки играет. Эх, если б узнал это старый барин. Он не посмотрел бы на то, что ты чиновник, а, поднявши рубашонку, таких бы засыпал тебе, что дня б четыре ты почесывался. Коли служить, так служи; вот теперь трактирщик сказал, что не дам вам есть, пока не заплатите за прежнее; ну, а коли не заплатим? (Со вздохом.) Ах, боже ты мой, хоть бы какие-нибудь щи. Кажись, так бы теперь весь свет съел. Стучится, верно, это он идет. (Поспешно схватывается с постели.)

      Явление II

      Осип и Хлестаков.

      Хлестаков. На, прими это (отдает фуражку и тросточку). А, опять валялся на кровати?

      Осип. Да зачем же бы мне валяться? Не видал я разве кровати, что ли?

      Хлестаков. Врешь, валялся; видишь, вся склочена.

      Осип. Да на что мне она? не знаю я разве, что такое кровать? у меня есть ноги; я и постою. Зачем мне ваша кровать?

      Хлестаков (ходит по комнате). Посмотри там в картузе, табаку нет?

      Осип. Да где ж ему быть, табаку! вы четвертого дня последнее выкурили.

      Хлестаков (ходит и разнообразно сжимает свои губы. Наконец говорит громким и решительным голосом). Послушай, эй, Осип!

      Осип. Чего изволите?

      Хлестаков (громким, но не столь решительным голосом). Ты