Спартак. Рафаэлло Джованьоли

всю горечь своего позорного и незаслуженного положения, проклинал про себя войну и гнусное могущество Рима. Он дрожал от стыда, горя и бешенства.

      Спустя несколько мгновений Валерия, не понимая молчания Спартака, приблизилась к нему на шаг и спросила его с еще большей нежностью:

      – Скажи мне… что ты делал?

      Рудиарий, не поднимая головы, упал к ногам Валерии и прошептал:

      – Прости!.. Прости!.. Прикажи своему надсмотрщику бить меня розгами!.. Пошли, чтобы меня распяли на Сессорском поле!.. Я это заслужил…

      – Встань!.. Что с тобой? – сказала Валерия, схватив за руку Спартака и побуждая его встать.

      – Но я клянусь тебе, что я тебя обожал, как обожают Венеру, как обожают Юнону…

      – А!.. – воскликнула с удовлетворением матрона. – Ты приходил, чтобы взглянуть на меня…

      – Прости меня… Прости меня… Молиться на тебя приходил я.

      – Встань, Спартак, благородное сердце, – сказала Валерия голосом, дрожащим от волнения, сжимая с силой руку Спартака.

      – Нет, нет, здесь, здесь у твоих ног… мое место, божественная Валерия…

      С этими словами он схватил край ее туники и стал его целовать в страстном порыве.

      – Встань, встань, не для тебя это место, – прошептала, вся дрожа, Валерия.

      Спартак, покрывая пылкими поцелуями руки Валерии, встал и, глядя на нее влюбленными глазами, повторял будто в бреду хриплым и приглушенным голосом:

      – О божественная!.. божественная!.. божественная Валерия!..

      Глава VI

      Угрозы, интриги и опасности

      – Скажи мне наконец, – говорила Эвтибида, облокотясь на груду мягких пурпуровых подушек в экседре своего дома, – знаешь ты что-нибудь или нет? Есть ли у тебя в руках ключ к этой путанице?..

      Собеседником ее был мужчина лет пятидесяти, с безбородым, женственным лицом, сплошь покрытым морщинами, плохо скрытыми под гримом белил и румян. По одежде в нем легко можно было угадать актера.

      – Желаешь ли ты, чтобы я тебе сказала, какого мнения я о тебе, Метробий? Я всегда тебя очень мало ценила, теперь же и вовсе не считаю человеком.

      – О, клянусь маской Мома, моего покровителя! – возразил актер скрипучим голосом. – Если бы ты не была, Эвтибида, более прекрасной, чем Диана, и более пленительной, чем Киприда, то, даю тебе честное слово Метробия, задушевного друга Корнелия Суллы, я бы рассердился. Если бы это не ты так говорила со мной, то, клянусь Геркулесом Победителем, я просто ушел бы, пожелав тебе доброго пути к берегам Стикса!

      – Но что ты все-таки сделал? Что ты разведал об их планах?

      – Вот… я тебе скажу… Я узнал много – и ничего…

      – Что означают твои слова?..

      – Будь терпелива – я тебе все объясню. Надеюсь, что ты и не подумаешь сомневаться в том, что я – старый актер на мимических ролях, в течение тридцати лет исполняющий женские роли на народных представлениях, – владею искусством обольщать людей, особенно когда эти люди – варвары и невежественные