Давно это было. Олег Васильевич Фролов

Для моего возраста фонарь, конечно же, был тяжеловат.

      О туалете говорить практически нечего. Его помещение я называл уборной. В туалете белый фаянсовый унитаз был соединен зеленой вертикальной примерно пятисантиметровой толщины трубой с расположенным почти под самым потолком таким же зелены, очевидно, чугунным, наполняемой самотеком водой из подключенной к нему водопроводной трубы, бачком с зеленой чугунной крышкой; к рычажку слива воды ,расположенному сбоку ближе к крышке бачка, была прикреплена металлическая, около метра длиной, собранная из, по-моему, треугольной или вытянутой трапециевидной формы звеньев цепочка, свисавшая вниз и завершавшаяся белой фаянсовой в виде неширокого десяти-двенадцати сантиметрового округлого усеченного конуса рукояткой.

      Кухня была, по-моему, квадратная и использовалась не только по назначению по крайней мере, после рождения моего брата Сергея. Почему? Потому, что по левой стене кухни сразу, как входишь, стояла большая, сохранившаяся и по ныне, металлическая кровать с пружинной панцирной сеткой, казавшаяся мне, маленькому, тогда очень высокой. Эта была кровать бабушки. Боком к окну между кроватью и плитой стоял квадратный стол, кроме приготовления пищи, его бабушка использовала для шитья: ставила на него сохранившуюся до сих пор ручную швейную машинку «Зингер». Бабушка была настоящая рукодельница. Мне нравилось смотреть, как она шьет: вращает ручкой колесо швейной машинки, игла ходит вверх-вниз, ритмично постукивая, ткань выползает все больше и больше из-под иглы, бабушка придерживает и направляет ее рукой, катушка вращается, натягивающейся ниткой.

      Бабушка всегда давала мне, предварительно отключив сцепление колеса с машинкой, повращать колесо, а со временем научила меня и нитку в иголку вдевать, и шить на машинке. Помню, из-за того, что ее глаза стали слабеть даже в очках, она придумала и стала подкладывать под иголку чистый белый лист бумаги, так ей было легче вдевать нитку в ушко иголки. А, бывало, говорила мне: «Вдень мне нитку, у тебя глазки молоденькие…» и я никогда не отказывался. Умела она и заменить при необходимости иголку, в сложных случаях ремонтом швейной машинки занимался папа.

      За этим столом меня, когда мои родители были на работе, кормила бабушка. Запомнилось: на столе передо мной стоит тарелка с манной кашей, на поверхности каши в центре лежит и медленно тает плоский кусочек сливочного масла, кусочек расплывается, вокруг него образуется желто-золотистая по краям слегка пузырящаяся масляная пленка, бабушка перемешивает ее и дает мне ложку. А я есть кашу не хочу, тогда она берет ложку, черпает ею кашу и подносит полную каши ложку к моему рту. Я мотаю головой, отказываясь, а она настаивает, я снова отказываюсь, тогда она говорит: «Ну, давай, за маму …» и я съедаю кашу с ложки. Бабушка вновь черпает ложкой кашу и подносит ее мне ко рту: «За папу …», я опять ем. И так продолжается, и продолжается, при этом бабушка называет всех родных, которых я знаю. Кстати, помню, точно