Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом. Пелам Гренвилл Вудхаус

моргнул сквозь дым. – Вы прямо-таки стойкий оловянный солдатик!.. – Он повернулся к рабочему: – Ну, что скажешь, Огастес?

      От простого вопроса тот опешил.

      – Что скажу? Только одно, черт побери…

      – Погоди, сам догадаюсь… Ага! В театре пожар, так?

      Рабочий с отвращением откашлялся. Ему было явно не до шуток.

      – Мотаем отсюда! – буркнул он.

      – Великие умы и мыслят в лад. Мотаем!

      – Вот-вот, и не тяните резину!

      – И не подумаем. Твое слово – закон!

      С колотящимся сердцем Джилл поспешила за ними через сцену. К дыму прибавился жар, кое-где мелькали язычки пламени, а в стороне что-то с грохотом обрушилось. В воздухе стоял резкий запах горящей краски.

      – Где сэр Честер? – спросил на бегу незнакомец рабочего.

      – Смылся уже, – выдавил тот, вновь заходясь в приступе кашля.

      – Ну и ну! – покрутил головой незнакомец и обернулся к Джилл. – Сюда! Не отставайте… Удивительно, как искусство предвосхищает жизнь. В конце второго акта сэру Честеру положено по роли таинственно исчезать в ночи. Вот он и исчез!

      Спотыкаясь, они ввалились в дверь и очутились в узком коридоре, где воздух был чище, несмотря на изрядную примесь гари. Джилл глубоко вдохнула. Ее спутник повернулся к рабочему и пошарил у себя в кармане.

      – Вот, держи! – Монетка перешла из рук в руки. – Пойди выпей, тебе сейчас не помешает.

      – Спасибо, сэр.

      – Не за что. Ты спас нам жизнь. Без тебя мы и не заметили бы, что в театре пожар. – Он повернулся к Джилл. – Вот и служебный выход. Пожалуй, пора и нам таинственно исчезнуть в ночи!

      Театральный сторож в растерянности топтался возле своей каморки у служебной двери. Соображал он туговато, привык к ежедневной рутине, и события этого вечера совсем сбили его с толку.

      – Что там за пожар? – спросил он.

      Незнакомец задержался на пороге.

      – Пожар? – Он с недоумением обернулся к Джилл. – Вы что-нибудь слышали о пожаре?

      – Ну как же, все бегут без оглядки и вопят, что в театре пожар! – настаивал сторож.

      – Святые угодники! Если вдуматься, вы совершенно правы. В самом деле пожар! Так что, если промедлите, он нанесет вам коварный удар в спину. Послушайте добрый совет старого приятеля: бегите! На красочном языке джентльмена, с которым мы только что расстались – мотайте отсюда и не тяните резину.

      Сторож помолчал, обкатывая в голове эту новую мысль.

      – Да как же, – возразил он наконец. – Мне положено караулить тут до полдвенадцатого! Такой уж порядок – дождаться полдвенадцатого и запереть. А сейчас еще только без четверти одиннадцать!

      – Понимаю ваши затруднения… – Спутник Джилл задумчиво покачал головой. – «На пылающей палубе мальчик стоял» и все прочее в том же духе. Боюсь, не знаю, как вам помочь – тут вопрос совести. Не хочу сманивать вас с боевого поста, но, с другой стороны, если останетесь, то поджаритесь с обеих сторон, как бифштекс. Впрочем… Вы сказали, что должны в половине двенадцатого что-то запереть