Мещанское счастье. Николай Помяловский

мере понять, может ли она развиться. Бывают натуры нетронутые, а эти? Кисейная девица, девица-душка!

      – Лиза, ведь ты бранишься, – сказал отец.

      Лизавета Аркадьевна вспыхнула.

      – Я знаю Леночку лучше тебя, – продолжал Обросимов, – она умная и добрая девица, только необразованная и держать себя не умеет – в этом не она виновата… Наконец, ты не имеешь права говорить так резко о Леночке…

      – Почему же, папа?

      – Потому что ей жених нужен, пойми ты это.

      – Фи, какие понятия!

      – Самые здравые понятия. Ведь она неспособна к страсти глубокой? да? сама сказала, что для таких девушек – одно спасенье в женихе… Так не сбивай же ее, пожалуйста, с толку, не навязывай ей того, к чему она неспособна!.. зачем это? Оставь ты ее в покое… А то ведь «кисейная девушка», «душка» – это такие выражения, что могут испортить ей репутацию…

      – Но, папа, могу же я иметь свое понятие о ней?

      – Не совсем…

      – Как так?

      – О девушке не только мужчина, но и женщина должна выражаться осторожнее; между девушкой и женщиной большая разница.

      – Разумеется, большая: девушке жениха нужно.

      – Непременно-с…

      – Отчего же, папа, после этого не сказать и так: о мужчине не только женщина, но и мужчина не должен говорить худо, потому что ему невеста нужна?.. То же самое, папа!..

      – Совсем не то, нисколько не похоже… Впрочем, Лиза, оставим этот разговор…

      – Отчего же, папа?

      – Ну, мне неприятно продолжать разговор… оставь, пожалуйста…

      Лизавета Аркадьевна замолчала. Близко была Обросимовка.

      – Этак говорить нельзя, – прибавил отец, – и твоего Жорж-Занда можно на смех поднять.

      – Ведь мы оставили, папа, этот разговор…

      Отец замолчал. Лодка причалила к берегу. Все отправились домой. Но Обросимов не утерпел и прибавил еще:

      – Тебе хочется жить по-своему, и другим хочется. Что тебе за дело до Леночки? пусть живет как знает…

      – Ах, папа!.. это скучно наконец, – ответила дочь.

      Тем и кончили. Обросимов пошел с женой и сыном, а Лизавета Аркадьевна подошла к Молотову. Молотов был согласен с принципами вдовы, но не хотел согласиться относительно Леночки. «Она, кажется, не такая, – думал он, – если она неразвитая, так развейте; не можете, нельзя, так не троньте». Так он сумел согласиться с обоими спорившими…

      – Какой чудный вечер! – сказала Лизавета Аркадьевна, и, начав с этого, она незаметно разговорилась, припомнила другие вечера, проведенные ею некогда в Италии; потом вспомнила Жорж-Занда, а там перешла к Татьяне Пушкина – Татьяну побранила за то, что она не отдалась Евгению, который оттого и погиб. Много о чем говорила вдова… Егор Иваныч больше молчал; Лизавета Аркадьевна не то чтобы разговаривала с ним, а больше поучала его, хотя он и не догадался о том. Когда они расстались, Молотов подумал: «Какая разница бывает между женщинами – Леночка и Лизавета Аркадьевна!.. Положим, Илличова – кисейная девушка, а эта? Не знаю. Только с каждым днем я убеждаюсь, что попал к добрым людям…»

      Егор Иваныч отправился