Я – террорист. Петр Алешкин

во время стрельбы, вновь сжались, замерли. Но не надолго. Увидев, что ничего страшного не произошло, все живы, снова стали смотреть по сторонам. Лиц я их не видел, наблюдал сзади.

      – Взял гильзу? – спросил Никитин у мальчика, которому стреляная гильза, вылетая из автомата, попала в щеку.

      Мальчик отрицательно мотнул головой. Все ребята ни разу не произнесли вслух ни одного слова. Я поднял с пола из-под ног мальчика гильзу и толкнул его в бок, протянул ее. Мальчик оглянулся, осторожно взял гильзу, словно она была горячая, поднес к лицу и понюхал.

      – Воняет? – спросил Никитин.

      – Не-а.

      – Правильно. Это мужской запах. А вот дай девчонке понюхать: она непременно скажет – фу! воняет!

      Ребята слушали, поглядывали в сторону мальчика, крутившего в руках гильзу.

      – Дядь, а как тебя зовут? – вдруг громко спросил, осмелился паренек, сидевший у окна рядом с мальчиком, у которого была гильза. На нем была яркая куртка из разноцветных клиньев.

      – Правильно, пора познакомиться. Зовите меня – Шеф.

      Паренек насмешливо хмыкнул.

      – Что, не похож на шефа?

      – Нет.

      – Почему?

      – Ты болтливый. Шеф слушает и говорит одно слово.

      – Да-а, а я не знал. Тогда зови меня болтливый Шеф. Ладно?

      Паренек снова хмыкнул. Он, видимо, улыбался.

      – Шеф, – вдруг обратился к Никитину еще один мальчик, который сидел в другом ряду, там, где была учительница и девочки, и все зашевелились, заулыбались, засмеялись. Так это прозвучало неожиданно и смешно. Мальчик замолчал, оглянулся на одноклассников. – Вы чего? – не понял он.

      – Ничего, – ответил ему паренек в яркой куртке.

      – Я просто спросить хотел: разговаривать можно?

      – Кто вам мешает? Хоть стихи читайте, – ответил Никитин. – Но давайте сначала познакомимся. Начнем с тебя, – указал он на паренька, который выяснял, как зовут Никитина.

      – Борис.

      Мальчика с гильзой звали Сашей, двух других ребят – Ромой и Олегом. А имен девочек я не запомнил. Все ребята сидели спиной ко мне. Хорошо я запомнил только Бориса. Он был самым шустрым и общительным. И Сашу – любопытного и любознательного.

      – Почему вы так обрадовались, когда мы в классе появились? – спросил Никитин.

      – Мы думали, это Николай Иванович переоделся, наш учитель труда, – ответил Борис и в свою очередь спросил: – Почему ты все время конфеты сосешь?

      – Волнуюсь. Язва у меня. Когда волнуюсь, она у меня страшно болит. Вот я ее и ублажаю, подкармливаю.

      – А у нас у учителя географии тоже язва. Он и сам на язву похож, тощий, как Кощей. Мы его Язвой зовем, ехидный, как подсмеется, уязвит, аж тошнит, – рассказывал Борис.

      – А у Любови Васильны какая кличка, а?

      Борис только хмыкнул, засмеялся, но не ответил.

      – Любовь Васильна у вас хорошая, смелая. Вы ее не обижайте, – говорил Никитин, поглядывая в сторону здания аэропорта. – Смотри-ка, кажется, парламентер!

      К нам направлялась женщина. Шла деловито, смело. На ней было