(не)Чужая жена. Элен Блио

если бы… если бы Антон не выяснил, какими делами занимается Корсар – оказывается, так моего шефа звали в узких кругах.

      Отмывание денег и прочие прелести. Как я, экономист с высшим образованием, могла все это пропустить? Не знаю. Антон попросил помочь, ему нужны были документы. Данные по последнему тендеру.

      Я их скопировала и отправила.

      И вылетела с работы как пробка из бутылки.

      Неприятно было вспоминать тот последний разговор с Александром, но…

      Мне уже было плевать. Мы с Антоном отметили сначала помолвку, потом сыграли свадьбу, и я очень быстро забеременела.

      И забыла о Корсакове.

      И вот теперь мой бывший шеф стоит в коридоре полицейского участка – или отделения, – и смотрит на меня.

      Избитую, грязную, со сведенными от дикого желания сходить в туалет бедрами.

      – Какая приятная встреча. Наконец-то ты попала туда, где тебе самое место!

      Глава 4

      В которой мы знакомимся с Богиней, и не только…

      И тут меня словно прорывает! Я начинаю плакать.

      Нет. Не плакать! Реветь белугой!

      Как Сашка, дочка моя ревет.

      Странно при всей ненависти к Александру Корсакову назвать дочь Александрой, да? Но Шурой звали мою любимую бабушку! Так что… Я не думала о нем, когда давала имя своей дочери!

      Я вытираю слезы руками, не замечая, что на них грязь, и вся эта грязь остается на моем лице, всхлипываю, чувствуя, что вот-вот мое состояние станет еще более плачевным. Просто по ногам потечет.

      Господи, за что ты меня так наказываешь? За что?

      – Вы че над девкой глумитесь? Совсем опиздоумели, твари легавые? Ее, бедную, мало что хором выебли, так вы еще ей пописать не даете! Я завтра, суки, в ООН напишу! И в Гаагский суд! Я вас всех натяну!

      – Закройся, Богиня! Еще раз услышу…

      – Выпустите Орлову, немедленно, – голос Корсакова словно пускает ток по венам. Глубокий бархатный низкий баритон с хрипотцой. Почти бас.

      Подобострастный сотрудник органов подскакивает, начинает греметь ключами, потом хватает меня за локоть и выволакивает в коридор.

      – Нежнее, товарищ капитан, мы же не хотим, чтобы эта ваша… Богиня, написала в ООН, правда? – я неожиданно для себя вижу лучики счастья вокруг его глаз.

      Он смотрит на меня… с теплотой, что ли? Или просто издевается?

      Мне хочется умереть. В который раз за вечер.

      – Ты, деваха, не говори им ничего! Пописай, а потом требуй адвоката! Это не тебя сюда сажать должны, а тех, кто тебя оприходовал.

      Я не могу двинуться с места, кажется, я сделаю шаг и… опозорюсь. Меня колотит противная мелкая дрожь.

      Корсаков сурово смотрит на сотрудников полиции, стоящих в коридоре.

      – Откуда информация о том, что девушку изнасиловали? – буквально рычит он.

      – Да это… хм… Александр Николаевич, это Богиня сочиняет. Никто ее не насиловал… наверное…

      – Василиса? – он поворачивается ко мне, стрельнув масляным взглядом,