.

воины выстроились, демонстративно подставив врагам спины, отсалютовали мечами вождю, затем – одобрительно ворчащей толпе. Пленники не были связаны, однако ни один даже не попытался напасть – кажется, их охватила апатия, лишив воли к жизни и способности сопротивляться.

      – Уже достаточно было сказано слов сегодня, – провозгласил вождь, – время перейти к делам. Выполняйте свой долг, молодые воины.

      Впервые Рутгар смог во всех подробностях разглядеть своего врага. Во время боя на это обычно нет ни времени, ни возможности – дальнобойное оружие позволяет убивать с большей эффективностью, чем это когда-либо было возможно в ближнем рукопашном бою, однако оно же удаляет из сражения элемент личной вовлеченности наряду с необходимостью усиленной боевой подготовки: убивая врага на расстоянии, ты видишь лишь силуэт, мишень, которую нужно совместить с мушкой и нажать на спусковую скобу. Ты можешь быть слабым, глупым, неуклюжим, но если ты смог прицелиться и выстрелить раньше – не важно, на сколько твой враг умнее или сильнее тебя. Пленник поднял голову, посмотрел Рутгару прямо в глаза. Он ничем не отличался от любого из собратьев Рутгара, стоящих рядом с ним с занесёнными для удара мечами. Они все ничем не отличались: такая же форма ствола, узор на листве, количество корневых отростков и ветвей; пожалуй, лишь цвет коры немного смуглее, но в целом палач и его жертва походили друг на друга как родные братья. Осознание этого факта шокировало мальчика. Он привык думать о кукрах как о свирепых бешеных животных, чудовищах, которых необходимо истребить. И сделать это с такого расстояния, которое не позволяет заглянуть в глаза – сущая мелочь, легче убедить себя, что убиваешь не ты, а охваченный пламенем снаряд. А после нескольких десятков и вовсе не приходится убеждать, не приходится даже думать – ты просто стреляешь и перезаряжаешь, и стреляешь снова, раз за разом, монотонно, будто одна из ходячих машин советников, о которых рассказывал дядя. Что-то блеснуло в глазах кукра, и внезапно Рутгар понял, что его покорность судьбе была вызвана отнюдь не апатией, а глубочайшим презрением, на столько сильным, что затмевает ненависть к врагу и страх смерти. От возмущения ветви Рутгара, сжимающие меч, мелко задрожали, он запыхтел как кипящий чайник. Этот слизняк смеет презирать его после всего того, что он и его соплеменники сделали его народу? Такой же кукр, как и он зарубил отца Рутгара двумя месяцами ранее. Чёрт, да может это он и был – вероломно подкрался сзади в пылу сражения и ударил в спину! И он ещё смеет презирать? Где-то сбоку послышались звуки рассекаемого воздуха и короткие предсмертные вскрики – кто-то уже исполнил свой долг. Толпа, жаждущая крови, одобрительно загалдела.