ГУЛАГ уже не тот, но кое-что осталось. Иван Деревянко

я упрямо приносил ей сладенькое. Конечно, съедал подарок в основном я, а мать для отвода глаз попробует одну-две конфетки. Но главное, я принес подарок домой, а не съел его по дороге.

      Мать до Спаса не ела яблоки, а белый налив к этому времени отходил, и мать никогда его даже не пробовала. Я как-то после Спаса в соседском саду увидел высоко на яблоне спелый белый налив. Сразу же возникла мысль, угостить маму. Но как его достать? Сбивать нельзя, разобьется. Надо залезать. Добрался я все-таки до него, положил за пазуху, и довольный пришел домой угощать мать. Опять та же ситуация:

      – Сам бы съел, вон сколько яблок-то.

      – Это же белый налив, да какой наливной, а Вы такого никогда не пробовали.

      Прослезилась мать, но яблоко взяла.

      Надо сказать, к матери мы все обращались на «Вы» в знак высочайшего к ней уважения. У меня никогда не поворачивался язык назвать ее мачехой. Вторая мать – другое дело. Не мачеха она, а Мать с большой буквы. Одна мать родила, а другая воспитала. Да, строгой материнской любви и ласки ребенку не хватало, но он был счастлив, что у него есть мать.

      Конечно, ребенок есть ребенок. Пошалить ведь хочется. Но мать никогда не наказывала меня, боялась, что люди скажут, мол не родной ребенок, вот и наказывает.

      Со старшим братом мы жили, можно сказать, дружно. Немного хулиганистый он был. И это не удивительно. Дружил он с ребятами переростками, у которых отцы погибли, а они понемножку хулиганили. Ну а я все время брату угрожал, что отцу расскажу о его проделках.

      – Ябеда ты.

      – Не ябеда я., Отец будет ругаться за то, что ты делаешь. Вот я тебя и предупреждаю, что этого делать нельзя. Иначе отцу расскажу. Иногда это действовало.

      Мы никогда не дрались. Жалел он меня, видимо помня, как я болел, и они с сестрой выхаживали меня, и как он учил меня ходить. Но это не мешало ему подшучивать надо мной.

      Как-то мать сварила нам молочного супа. Налила в миску, ешьте. Он быстренько хлебает, а я недоволен, растягивать удовольствие хотел. Тогда он предложил разделить суп в миске соломиной, чтобы каждый свое ел. Не подозревая подвоха, согласился. Он со своей стороны быстренько похлебал почти весь суп, а мне ничего не осталось. Я в слезы, а он смеется.

      Очередной раз задумал он подшутить надо мной.

      – Хочешь я тебя от окна до порога за соломину доведу?

      – Ну как ты можешь сделать это?

      – А давай попробуем.

      – Давай.

      Взял я в рот соломину одним концом, а он взялся за другой конец. Неожиданно он отпустил свой конец, ухватил меня за губу и тянет. Я ору благим матом, но с места не сдвинулся. Мать заругалась на брата и он отпустил меня. Так ему не удалось разыграть меня.

      Я с малых лет любил мастерить. Отец где-то раздобыл трофейные немецкие рубанок и маленький топорик. Ими я и мастерил. Городки, ходули, скворечники и разную мелочь. Но наиболее сложным для меня изделием были деревянные коньки. Надо было аккуратно вытесать треугольный брусок с заострением спереди, на ребро пристроить проволоку, сбоку забить четыре скобки, привязать к ним веревочки. Коньки