Путь Белой маски. Гектор Шульц

проделывал это не раз. Левая ладонь резко легла на рот и нос герцога, а правая, с зажатым в ней стилетом, опустилась на грудь. Узкое лезвие прошило кожу, мышцы и наконец сердце. Удар был быстрым, сильным и незаметным. На Лабране такие удары оттачивают годами и продолжают совершенствовать умение, выходя в мир. Эйден знал, что последует дальше, и выдернул клинок. Так же легко и быстро, как вонзил секундами ранее.

      Пробитое сердце парализует яд Тоса, в крохотную дырочку хлынет кровь, но человек не почувствует боли. Сердце замедлит свой ход, онемеют ноги, затем руки и под конец черная пелена опустится на глаза. Душа полетит к Тосу на справедливый суд, а тело исторгнет из себя мочу и дерьмо. Так было и так будет всегда.

      Герцог не дрогнул, когда лезвие вонзилось в грудь и пробило сердце. Он умер почти мгновенно, но Эйден не стал рисковать и убрал руку лишь тогда, когда почувствовал, что тело обмякло. Затем повернулся в сторону голой девушки и нахмурился. Ему предстоял еще обратный путь, а если девица решит проснуться, как только он покинет спальню и поднимет крик, обратный путь будет тяжелым. Оценка ситуации привычно заняла пару мгновений. Эйден переместился левее и склонился над спящей. Пальцы быстро нашли точку забвения, напряглись и трижды вжались в белую кожу. Девушка всхлипнула, голова дернулась в сторону и раздался тихий храп.

      – «Проспит до утра», – подумал Эйден, убирая стилет в рукав. Клинок напился благородной крови и больше не жёг руку холодом. Конечно, проще было бы убить девицу и пожертвовать Тосу и её женственность, такая жертва тоже будет приятна темному богу. В смерти девицы просто нет смысла. Но так было не всегда.

      Вздохнув, Эйден вернулся к телу герцога, откинул одеяло и равнодушно посмотрел на увядшее достоинство. Стилет вновь скользнул в руку и мгновение спустя отсек член. Кровоточащую плоть Эйден спрятал в черный бархатный мешочек, который не пропускал влагу, и прицепил его на пояс. Затем расстегнул еще один нагрудный карман и извлек из него маленький засушенный цветок белого цвета – лабранскую розу. Эта роза росла только на Лабране и больше нигде, и именно её выбрал своим отличительным знаком Эйден. Странный это был цветок. Белый и чистый, он жадно впитывал кровь, стоило ему упасть в багровую лужу. Этим багрянцем и окрашивались его лепестки. Будучи засушенным, он снова оживал, если дать ему вкусить крови.

      Розу Эйден воткнул в еле заметную дырочку, оставшуюся от удара стилетом. Затем отошел в сторону и удовлетворенно хмыкнул, увидев, как сухой цветок начинает оживать и наполняться кровью герцога. Это зрелище всегда его завораживало. И очень огорчало, если не удавалось понаблюдать за воскрешением мертвого цветка.

      За дверями было тихо. Эйден осторожно выглянул в коридор, потянул носом и, не обнаружив ничего необычного, привычно подпрыгнул, ухватился руками за потолочную балку и ловко взобрался наверх. На обратном пути ему никто не повстречался и до окна, ведущего на крышу конюшни, удалось добраться без происшествий. На миг Эйден скользнул взглядом по