Кинжал Клеопатры. Кэрол Лоуренс

и понимание такого положения дел давало ему власть над кроткими овечками, населявшими многолюдные и безжалостные улицы и переулки. Они считали, что такие адские дыры, как Файв-Пойнтс, Руж-Эллей и Уотер-стрит, не соответствовали такому доброму и всепрощающему городу. Но он знал, что они были его сердцем, и то, что там происходило – блуд, азартные игры, воровство, драки, бойни, – определяло жизнь в Нью-Йорке. Он был огромным, безличным и высосал бы из вас жизнь, не будь вы осторожными. Или же удачливыми, умными и богатыми. Большинство несчастных душ, которые вышли из переполненных пароходов на его берега, не имели ничего из этого.

      Допив чай, он вытер рот накрахмаленной салфеткой из белого льна. Бедолаги за его окном спешили в пивные бары и таверны или же в бакалейные лавки на углу, в которых торговали дешевым спиртным. Они стремились смыть с себя грязь прошедшего дня кружкой эля, рюмкой виски или стаканом джина.

      Но он не пил, не курил и не посещал опиумные притоны, спрятанные в тускло освещенном подвале на Мотт-стрит. Он сохранил свое тело незапятнанным, его разум отточен годами привередливой жизни, чтобы вознести его над смердящей толпой и зловонными улицами. Вздохнув, он отвернулся от окна и неторопливо направился на кухню. Всегда верная Клео последовала за ним по пятам.

      Нью-Йорк был мрачным, грязным и опасным. И он был его игровой площадкой.

      Глава 7

      – Что она сказала? – затаив дыхание, спросила мать Элизабет, расхаживая перед эркером, выходящим на Пятую авеню. Элизабет зашла переодеться, и ее рассказ о встрече с миссис Астор привел Катарину в замешательство. Теперь ее мать делала то, что и всегда, когда была взволнована или встревожена, – ходила взад-вперед, заламывая руки. – Скажи мне точно, что она сказала! Не утаивай ничего.

      – Что она скоро зайдет к нам.

      – Ты совершенно уверена, что она произнесла именно эту фразу – что скоро зайдет ко мне?

      – О, мама, неужели ты думаешь, что я не знаю значение этого слова?

      – Нет, – сказала Катарина. – Но ты совершенно уверена…

      – Не спрашивай меня об этом снова.

      – Какой она была?

      – Притворялась более суровой, чем есть на самом деле. И гораздо более мудрой, чем люди о ней думают.

      – Да-да, – сказала Катарина, заламывая пальцы. – Но что насчет ее одежды, манер? Действительно ли ее драгоценности так прекрасны, как говорят? Ее дом действительно такой великолепный, как все утверждают?

      – Я должна вернуться в редакцию «Геральд», – сказала Элизабет, натягивая перчатки.

      Увидев их, ее мать нахмурилась.

      – Элизабет, это хлопок?

      – Полагаю, смесь хлопка и шелка.

      – Почему бы тебе не надеть что-нибудь получше? Ты ведь можешь позволить себе носить лайковые перчатки. Например, те, которые я подарила тебе на прошлое Рождество.

      – Потому что сейчас лето, а я не люблю душную одежду.

      Катарина покачала головой.

      – Так люди будут расценивать твой социальный статус,