Двоюродная жизнь. Денис Драгунский

что смеетесь? Вы что, не понимаете, что перестройку нам устроило НАТО?

      И тут я заржал во весь голос. Искренне, громко, хлопая ладонями по коленям, сгибаясь, прыская и утирая слезы платком.

      Он как закричит:

      – Перестаньте смеяться! Вы над чем смеетесь?

      Я, икая, честно проговорил:

      – Над – ик… вами – ик!

      Зиновьев говорит:

      – Раз так, я ухожу! Не нужна мне ваша передача!

      Кира Прошутинская, ведущая, говорит мне:

      – Перестань! Возьми себя в руки!

      Я говорю, икая:

      – Кирочка – ик! Не могу – ик!

      Тут Зиновьев встал и громко вышел из студии.

      Кажется, кто-то побежал вслед. Уговаривали вернуться. Но он отказался. Принципиальный человек!

      Я этим происшествием не горжусь, конечно. Но и не раскаиваюсь ни капельки.

      после юбилея

      Штрих к портрету большого поэта

      Мой товарищ, журналист из «Комсомолки», рассказывал:

      Однажды – дело было в 1970-х – в редакцию пришел Евтушенко. Все столпились в приемной, встречать знаменитого поэта. Он был неимоверно моден, наряден, шикарен. Мало того, он был еще очень разноцветен и пестр. Клетчатый пиджак, расписная рубашка, широченный яркий галстук. Японские часы размером в подкову, с синим граненым циферблатом. Рубчатая подошва оранжевых бутс, ярко-белые носки ну и все такое прочее.

      Шум, радость, рукопожатия.

      Потом поэт скрылся в кабинете главного редактора.

      А мой приятель пошел в свою комнату, дальше работать.

      Часа через три ему надо было ехать в ЦК комсомола, чуть ли не к самому товарищу Тяжельникову, первому секретарю. Согласовывать, по поручению главного редактора, какой-то очень важный, принципиальный и актуальный материал.

      Вот он сидит в приемной первого секретаря ЦК ВЛКСМ, ждет своей очереди.

      Вдруг видит – в приемную входит какой-то скромный мужчина лет сорока с небольшим. Аккуратный чиновничий костюм, белая рубашка, галстук-селедочка, на руках часы «Полет» на узеньком ремешке. Черные начищенные туфли. По виду – типичный райкомовский работник с периферии.

      Но почему такое знакомое лицо?

      Мой приятель вгляделся и чуть не ахнул: Евтушенко!

      Он сначала подумал, что поэту будет неприятно, раз его застукали на такой метаморфозе с переодеванием. Но ничего. Поэт его не узнал, разумеется. Хотя три часа назад они вроде бы здоровались за руку.

      Спешу подчеркнуть, что это никак не умаляет творческих и идейно-политических достоинств поэта. Но подчеркивает его социальную умелость.

      Что само по себе неплохо, правда ведь?

      литературные моменты

      Три встречи

      Набоков рассказывал, что в 1922 году Пруст и Джойс в Париже случайно оказались в одном такси; Джойс закрыл окно, а Пруст открыл, и они поссорились. Но Набоков все перепутал: это Пруст закрыл окно, ибо всегда боялся простуды, а Джойс, наоборот, открыл. Но поссорились они все равно.

      В 1847 году Достоевский приехал в городок Броды, чтобы увидеться с Бальзаком, где вслух