Двоюродная жизнь. Денис Драгунский

случаются и ошибки, конечно. Помню одного художника, чье лицо было поразительно красиво и благородно и казалось мне – да и не одному мне – чуть ли не символом страдания за правду. Но его носитель оказался человеком очень так себе…

      Наверное, тут есть правило: «благородный лик – сто раз проверь; а вот в мерзкой роже – не сомневайся».

      Боюсь, что статистически это именно так, – вздохнул учитель.

      режиссер и философ

      Вспоминая «Пресс-клуб»

      Говорухина я видел один раз в жизни, в первой половине девяностых. Была тогда любимейшая народом передача «Пресс-клуб»; я участвовал почти в каждой передаче, спасибо продюсеру Анатолию Малкину и ведущей Кире Прошутинской – они меня все время приглашали. В этом «Пресс-клубе» журналисты и режиссеры показывали свои короткие, на 5–10 минут, фильмы (просто сюжеты, репортажи, как бы телевизионные наброски), а потом собравшиеся их обсуждали. Было очень интересно, поскольку среди обсуждающих были очень известные люди – от, как говорится, и до. Художники, партийцы, священники, министры и т. п.

      Так вот. Один раз пригласили Говорухина с сюжетом о том, как все в России заворовались.

      Он прежде всего выговорил себе право курить во время эфира («Пресс-клуб» – это был прямой эфир, sic!). Сидел в кресле посреди студии и курил сигареты, одну за одной. И говорил о том, что все рухнуло, морали нет, честь продана, родина рассыпалась в клочки, сын восстал на отца, брат отдал сестру в бордель, и т. д.

      И вот Светлана Сорокина задает вопрос (помню почти дословно):

      – Станислав Сергеевич, я вас хочу спросить не как журналист, а просто как человек, как обычная женщина: вот как вы можете жить и работать, если всё на свете на самом деле так ужасно?

      Говорухин затянулся, выпустил дым, стряхнул пепел и сказал:

      – Дитя мое! Жизнь тяжела, но, к счастью, коротка.

      Сорокина помотала головой и уточнила:

      – Неужели вы хотите поскорее умереть?

      Говорухин надменно отчеканил:

      – Я же сказал, дитя мое. Жизнь страшна, ужасна, отвратительна. Но к счастью, да, да, к счастью! Очень коротка.

      И отвернулся.

      Возможно, он даже где-то в чем-то прав, не знаю.

      Но он мне странным образом показался похожим на Галича в описании Лимонова в книге «Записки молодого негодяя»: Галич поет на квартирнике, все кругом пробавляются водочкой и портвейном, а у ножки кресла, на котором сидит Галич, стоит специально для него припасенная бутылка коньяку, из которой отхлебывал только он. Навеяло отдельным особым разрешением Говорухину курить в студии во время передачи.

      И еще: потом Лимонов пишет, как они с художником Юло Соостером, который привел его на этот квартирный концерт, идут по улице. Лимонов (возможно, стараясь оправдать Галича за этот отдельный особый коньяк) наивно говорит:

      – Наверное, этот человек столько пережил… Сидел…

      Юло Соостер отвечает:

      – Нет, он не сидел. Он успешный сценарист и трахатель баб.

      Вспоминая «Пресс-клуб»

      Галич