Путь Сумеречницы. Светлана Гольшанская

не твой. Не можешь ты его как ломовую скотину использовать. У него великая судьба. Это она привела меня на ваш порог.

      – Хоть великая, хоть малая – не отдам!

      Микаш взял за руку разволновавшуюся до красноты мать.

      – Я никуда отсюда не уйду. Уходите вы! – сказал он, без страха глядя в белые глаза горевестницы.

      – Ишь какой своевольный! Как зов предназначения услышишь, так сам побежишь. А не услышать не сможешь: это твоя суть. Слышишь и ты, глупая? – Горевестница повернулась к матери, и ее голос сделался зловеще-таинственным, похожим на шум бури за окном. – Он отмечен грозным духом возмездия и должен учиться у короля Сумеречников. Его поведет Искатель, отмеченный мятежным духом перемен – Северной звездой. Но как только звезда погаснет, Мрак совьет гнездо в его душе. Станет твой сын проклятьем для людского рода, Разрушителем – демоном лютым, самым страшным из всех. Загорится степь под его ногами, прольются небеса людской кровью, проложит он путь по мертвой плоти к Небесному Престолу и возведет на него дух неправедный.

      Агнежка верещала долго и пронзительно, точно птица. Мать кусала губы. Исходившая от нее завеса страха загустела до вязкой болотной жижи. Мысли скакали тревожной чехардой.

      – Забирайте, – тихо произнесла она и понурила голову, пряча от сына глаза.

      – Мама! – Микаш вздрогнул. – Нет, нет, я не стану таким. Клянусь, я буду хорошим. Буду слушаться во всем и всегда, буду работать больше, я…

      – Не сопротивляйся, мальчик, ты ведь и сам знаешь про демона внутри. Даже сейчас его чувствуешь, – усмехнулась горевестница.

      Микаш всю свою жизнь чувствовал его. Иногда он скребся о ребра когтями, и тогда хотелось схватить топор и разнести все кругом. Только бы односельчане поняли, что сестрица не плохая, а другая. Что мама не засохший цветок, а сильная, достойная уважения женщина. Что он вовсе не злой и никогда не хотел им быть…

      – Уходи, – сказала мать со смертельным спокойствием. – Ты мне больше не сын.

      Горевестница протянула костлявую ладонь.

      «Забудьте! Забудьте об этом!» – взмолился Микаш так отчаянно, что голову схватил спазм, а из носа ручьем хлынула кровь.

      Они забыли.

      Агнежка замерла, прижав подбородок к груди. Горевестница прикрыла глаза. Мать перестала бояться и добродушно улыбнулась.

      – Убирайтесь! – велел Микаш белоглазой старухе, вытирая рукавом кровь. – И никогда не возвращайтесь!

      Вельва поковыляла к двери и, не оглядываясь, вышла в бурю.

      Мать мотнула головой, прогоняя дурман.

      – Ты закончил? – Она собрала миски, сполоснула их в ведре и налила еще супа. – Теперь ешь сам.

      От миски поднимался пар, а посреди варева плавал небольшой кусок баранины – маленькое чудо для их бедного семейства.

      – Мама! – удивленно воскликнул Микаш.

      – Жуй! И не смей с сестрицей делиться. Это только для тебя, – строго наказала она, а потом не выдержала и ласково потрепала его по волосам.

      Агнежка очнулась и придвинулась ближе, опустив голову ему на плечо. Ему так хорошо стало, так тепло от их любви, что страх мигом забылся.

      Они