Чудовица и Красавище. Фэн Тезий

тут представления устраивают, праздники всякие?! Для пожилых людей разные кружки организовали. Днём молодёжь в город работать уезжает, а те, кто постарше – в Доме культуры время проводят: вяжут, ковры плетут, шьют, поют, посуду делают, кулинарному мастерству учатся.

      – А вы чего не там? – спросила Белка для поддержания разговора.

      – Так я ж не старая ещё! – возмутилась Антонина. – Да и умею я всё. Чему мне там учиться?

      Она достала из корзины пучок сена и дала козе. Машка благодарно заблеяла.

      – Улица Лесная, которая тебе нужна, у нас не так давно появилась, – продолжала обитательница Залесья, топая по дороге меж домов, огороженных заборами. – На этой улице москвичи себе особняки строят, даже дорога отдельная от шоссе проложена – асфальтовая, новая, не то что у нас. Там такие дворцы высятся, как в фильмах иностранных! Вот скажи, зачем нормальному человеку дворец? Его же убирать замучаешься! Вон, племянник прокурора себе хатку отгрохал в четыре этажа! Тридцать семь комнат! И не живёт там.

      – А дом номер десять? – Белка ловко перевела разговор в нужное русло.

      – Тоже замок настоящий, но поскромнее – всего два этажа и мансарда, но по бокам дома башенки есть. Очень красивый дом и не громоздкий. Там принц живёт.

      Сиротка Роза и принц.

      – Принц? – Белла не сдержалась и фыркнула от смеха.

      – Ну что ты смеёшься-то? – обиделась Антонина. – Я ж правду говорю. Лет пять назад построили на Лесной улице этот дом номер десять. Потом объявление появилось, что там повар требуется. Я и пошла узнать. Меня парень молодой встретил: красивый такой, под два метра ростом, светловолосый, плечи еле в дверях помещаются, вежливый. Это оказался хозяин дома. Представился. Выяснилось, что его Адамом зовут. В дом меня пригласил, а там красота такая, как в музее: мрамор кругом, позолота, всё блестит. Этот красавчик усадил меня в кресло, спрашивает, работала ли я раньше поваром. Я только рассказывать стала, как его звонком по телефону отвлекли. Он извинился, отошел куда-то. И тут вдруг по лестнице графиня спускается: вся при параде такая, карга старая, причёска, как башня, платье с корсетом, в ушах серьги с килограммовыми бриллиантами. Куда ей корсет-то напяливать, ведь худая как скелетина? Смех и грех. И вот подходит ко мне эта мумия засохшая, смотрит, как на клопа лесного, губы поджала куриной гузкой, и шипит: «Что же вы, бабушка, в уличных башмаках по мрамору полированному топчете? Его же потом не отчистить». Представляешь, я – бабушка! А она тогда кто, если чуть ли не в два раза старше?! Я плюнула и ушла. Они потом Татьяну Егоровну наняли готовить. Она вдова с тремя детьми, интеллигентная, молчаливая, перед старухой кланяется…

      Белла поняла, что Антонина вознамерилась прямо сейчас составить полный отчёт обо всех местных жителях. Девушке это было совсем не интересно. На загородную жизнь она уже и насмотрелась, и наслушалась, и воздухом чистым надышалась, и даже подмерзать стала. С утра было всего минус три градуса, а сейчас явно похолодало. В джинсах без колготок и в кожаной куртке на тонкой подкладке становилось зябко.

      Белла