Мой дед Алексей Пискарёв. Алексей Лазаревич Пискарев

людей. Она немного пережила отца и похоронена с ним вместе на кладбище в Новодевичьем монастыре.

      Когда отец, наконец, решил хозяйствовать, я учился на вечерних курсах графини Паниной. Графиня относилась ко мне необыкновенно хорошо (у сына Кости должен сохраниться портрет Толстого, – это ее подарок мне) и дала мне в долг 700 рублей. Эти деньги я возвратил ей позднее, и она была очень рада, что помогла нам организовать собственную мастерскую.

      Особенно удачной была идея делать фетровые боты. Это, можно смело утверждать, была идея отца.

      Старшие дочери Алексея Константиновича помнили, как в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, когда семьи Константина Васильевича и его старшего сына Алексея жили вместе, к их дому на Рощинской улице подъезжали шикарные кареты царских фрейлин, подбиравших или заказывавших себе ботики в мастерской деда.

      Этот секрет он, умирая, оставил нам, и мы, благодаря знанию секретов отца, после революции при НЭ-Пе, тоже развили большое фетровое дело.

      В заключение рассказа об отце Алексея Константиновича и его детских впечатлениях приведем начало стихотворения «Цветочная улица…», написанного, очевидно, уже в 30-е годы. Музыкальность и ритм этого стихотворения впечатываются в память после первого прочтения:

      Цветочную улицу,[4] сад с тополями,

      Со стройной березкой, скрывавшей окно, —

      Я помню, где юность с печальными днями,

      Где тусклое детство мое протекло.

      Беседку зеленую, кру́гом скамейки,

      Дом старый, заборами стиснутый двор,

      Где летом пускали и путали змейки, —

      Всё память рисует, хранит до сих пор.

      Бывало, под вечер сидишь в нетерпенье

      И смотришь на улицу в дальний конец,

      Пока из трактира, – бушующий, с пеньем, —

      Покажется пьяный суровый отец.

      Тоскливостью, болью ужасною ранит

      Тот крик мое сердце, а бедная мать

      Скорее запрячется. Долго буянит

      Отец и под утро лишь свалится спать.

      «Учение» ремеслу. Побег

      Читая воспоминания моего деда о начале «учения», вспоминается, конечно, и рассказ Чехова «Ванька Жуков». Честь и хвала Чехову, но насколько же страшнее, жестче и безысходнее для подростка, а в сущности ребенка, выглядит действительность даже в сравнении с сочувственным описанием, сделанным рукой талантливейшего, но стороннего наблюдателя. И как скудно выглядит русская литература 90-х годов XIX века в отображении реальной жизни, которой жило тогда подавляющее большинство русских людей. Достаточно вспомнить, что величайший русский писатель того времени Лев Толстой в 90-е годы тратил свои силы и свой талант на роман «Воскресенье», наполненный выдуманными персонажами и воображаемыми ситуациями. И образованные слои русского общества всерьез обсуждали изображенные Львом Николаевичем «фантастические» проблемы. А жизнь шла так, как она шла…

      Я

4

Цветочная улица тянется на юг от Лиговского проспекта параллельно Московскому проспекту и затем подворачивает к нему (на юго-запад), переходя в Рощинскую улицу.