Нью-Йорк. Эдвард Резерфорд

Когда заговорил, его голос был тих:

      – Я понимаю, чего тебе нужно. – (И я, будучи молодым и глупым, решил, что это к добру.) – Ты ищешь лучшей доли?

      – Да, господин, – подтвердил я, испытав надежду и улыбнувшись лучезарно, как мог.

      – Так я и думал, – буркнул он, скорее обращаясь к себе, и кивнул. – К пастве присоединяются из любви к Богу, а не ради награды.

      А я, пожив с ван Дейками и зная, как воспитывались их дети, вообразил, будто немного разбираюсь в христианской религии. Я позабыл, что был рабом, а он – пастором, и вздумал спорить.

      – Но это делают, чтобы избегнуть адского пламени, – возразил я.

      – Нет. – (Мне показалось, что он не был настроен на беседы со мной, но как пастор счел своим долгом наставить даже раба.) – Кто пойдет в ад, а кто спасется, уже предрешено, – сказал он. – Благочестивые служат ради Господа, не для себя. – Затем он нацелил в меня палец. – Смирение, молодой человек, есть цена приобщения к Церкви. Понятно тебе?

      – Да, господин.

      – Ты не первый раб, который воображает, будто служение нашей Церкви ведет на волю. Но это недопустимо. Мы повинуемся Богу, потому что Он благ. Но не ради себя. – Теперь его голос стал громче, и какой-то прохожий оглянулся. – Бога не проведешь, молодой человек! – крикнул он мне, сверкнул глазами и пошел прочь.

      Спустя несколько дней со мной заговорил Босс:

      – Я слышал, ты побеседовал с преподобным Корнелием… – И он странно посмотрел на меня.

      – Да, Босс, – ответил я, но впредь уже не заговаривал о религии.

      А вскоре произошли события поважнее, чем спасение моей души. Летом, когда Босс отправился вверх по реке, прибыли англичане.

      Я работал на кухне, когда вбежал Ян с новостями.

      – Скорее, Квош! – позвал он. – Побежали к реке!

      Я не знал, позволит ли Госпожа, но в следующую секунду пришла и она с маленькой Кларой. Помню, что Кларино круглое личико пылало от возбуждения. И мы всем скопом отправились на берег к форту. День выдался ясный, и бухта была как на ладони. Там, вдалеке, виднелись два английских парусника. Они перекрыли вход в гавань, чтобы не вышел и не вошел ни один корабль. То и дело появлялись клубы белого дыма. Затем, после долгой паузы, долетал орудийный грохот, больше похожий на гул, так как стреляли милях в семи от нас. Люди, стоявшие у воды, отзывались криками. Ходили слухи, что английские колонисты за Бруклином начали мобилизацию и вооружались, хотя наверняка не знал никто. На гавань со стены форта навели пушку, но губернатор отсутствовал, ответственность брать никому не хотелось, и Госпожа пребывала в крайнем негодовании. По-моему, она бы с удовольствием взяла все на себя.

      Гонцов уже послали за губернатором, но тот поспел лишь через пару дней. Все это время английские корабли оставались на месте, не пытаясь приблизиться.

      И вот однажды вечером губернатор вернулся и заступил на пост, а Госпожа, едва услышав об этом, отправилась к нему. Домой она вернулась ужасно злой, но почему – не сказала. На следующее утро возвратился и Босс.

      Когда