Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам. Эдуард Филатьев

что слушатели оставались чем-то недовольны. По дороге домой после кружка я сказал товарищу Константину, что в нашем кружке нужно говорить гораздо проще, чем говорил он, и что слушатели кружка не совсем разобрались в том, что он им рассказал, не всё дошло до их сознания».

      Эти слова можно, пожалуй, считать одним из первых свидетельств того, что Маяковский («товарищ Константин») был кому-то непонятен. В последующие годы подобные упрёки ему предстояло слышать всё чаще и чаще.

      Но вернёмся к воспоминаниям Самойлова:

      «Товарищ Константин обещал к следующему разу подготовиться и провести занятие более популярно.

      И действительно, на следующем занятии кружка он уже вполне удовлетворил слушателей: говорил он с огоньком, но просто и понятно для слушателей, которые оживленно обсуждали тему, задавали вопросы и так далее. Холодок, появившийся между руководителем и слушателями, пропал бесследно.

      Таким образом, товарищ Константин провёл пять-шесть занятий кружка. Он говорил, что ему много приходится готовиться к занятиям в кружке не по содержанию лекции, а как её преподнести слушателям».

      Ещё на одну черту характера тогдашнего Маяковского обратил внимание Сергей Медведев:

      «У Володи было в те годы внешне несколько пренебрежительное отношение к людям, если человек был ему безразличен, не интересен, он этого нисколько не скрывал. Склонный к остроумию, он бывал иногда очень резок и даже груб, чем многих тогда отталкивал от себя».

      К членам рабочих кружков это не относилось, так как рабочие не были «безразличны» Маяковскому – ведь именно у них он завоёвывал авторитет пропагандиста. Игра в подполье и в подпольщиков была ему явно по душе. К суровым наказаниям, сыпавшимся на бунтарей, он относился с улыбкой. Об этом – Ольга Гзовская:

      «Помню, из комнаты брата, когда приходил к нему Маяковский, не раз доносились тюремные частушки, сочинённые студентами и дошедшие до гимназистов. Громкими голосами они распевали их, некоторые частушки помню до сих пор:

      В одиночном заключенье

      привыкали, как могли.

      Ах вы, сени, мои сени,

      сени новые мои.

      Трепов сам не понимает,

      кто попался, где, когда.

      Птичка божия не знает

      ни заботы, ни труда.

      В дальний путь благополучно

      нас Зубатое снарядит.

      По дороге зимней, скучной

      тройка борзая бежит.

      Вот Архангельск, вот Пинега —

      всё болота да леса.

      Пропадай моя телега,

      все четыре колеса!»

      Частушки эти интересны не столько тем, что пел их юный Маяковский, сколько тем, что в них упоминаются ситуации, с которыми юному социал-демократу очень скоро предстояло познакомиться весьма близко.

      Глава четвёртая

      Бунтари и их гонители

      Начало 1908-го

      Эсдек-подпольщик Владимир Вегер-Поволжец, рекомендовавший Маяковского в партию, писал:

      «Через некоторое время я узнал, что Маяковский очень сильно проявил