Кости сердца. Колин Гувер

взглядом, будто на аппетитный кусок мяса. В то утро я впервые поймала на себе такой взгляд. Волосы на руках встали дыбом, и я сразу уткнулась глазами в сковородку.

      – Даже не поздороваешься? – спросил он.

      Я пропустила эти слова мимо ушей – надеялась отвадить его грубостью. Но он не ушел, а встал рядом и прислонился к кухонному столу. Я продолжала сосредоточенно помешивать яйца.

      – Накормишь?

      Я помотала головой:

      – У нас больше нет яиц. Эти два последние.

      – А мне и двух хватит. Умираю с голоду!

      Он сел за стол и принялся зашнуровывать ботинки. Когда он закончил, яичница была уже готова. Я не знала, что делать. Мне очень хотелось есть, яиц больше не было, а этот тип с наглой рожей сидел за столом и явно ждал завтрака.

      Я выложила яйца на тарелку, схватила вилку и хотела быстро прошмыгнуть в комнату. В коридоре он меня нагнал, поймал за руку и прижал к стене.

      – Разве так принимают гостей?

      Он схватил меня за подбородок и поцеловал.

      Я пыталась вырваться. Изо рта у него несло тухлятиной, щетина больно кололась. Я как могла стискивала зубы, но он все сильнее давил мне на подбородок, пытаясь разжать челюсть. В конце концов я огрела его тарелкой по голове.

      Он отпрянул и наотмашь ударил меня по лицу.

      А потом ушел.

      Больше я его не видела. Даже не узнала, как его зовут. Несколько часов спустя мать проснулась и наорала на меня за разбитую тарелку и найденные в мусорке яйца. Она разозлилась, что я выбросила последние два яйца.

      С того дня я не ем яиц.

      Зато сколько пощечин я с тех пор раздала маминым хахалям – не счесть!

      Все это я к чему? Когда я выхожу из душа, в нос ударяет запах яичницы. Очень сильный.

      Меня тут же начинает мутить.

      Когда я заканчиваю одеваться, в дверь стучат. В комнату заглядывает Сара.

      – Совместная трапеза через пять минут! – объявляет она.

      Понятия не имею, что это значит. Может, у них какая-то суперрелигиозная семья?

      – Что еще за трапеза?

      – Каждое воскресенье с нами ужинают Маркус и Самсон. Так мы отмечаем конец наплыва туристов. Вместе едим и говорим всем понаехавшим «прощай». – Она открывает дверь чуть шире. – А тебе идет платье! Хочешь, я тебя накрашу?

      – К ужину?

      – Ну да. Придет Самсон.

      Она расплывается в улыбке, и я вдруг понимаю, как это мерзко – когда тебя пытаются с кем-то свести. Я хочу объяснить Саре, что уже знакома с Самсоном, но в последний момент закрываю рот и отправляю эту тайну в кучу к остальным.

      – Нет, краситься не буду. Я скоро спущусь.

      Сара явно расстраивается, однако уходит. Ладно, хоть намеки понимает – уже радость.

      Несколько секунд спустя снизу доносятся мужские голоса.

      Я опускаю глаза на свой мятый сарафан, в котором проходила весь день. Он лежит комком на полу. Подбираю его и надеваю вместо Сариного платья. Еще не хватало произвести на кого-то хорошее впечатление. Лучше произведу плохое.

      Отец первым видит меня на лестнице. Я спускаюсь и иду на кухню.

      – Ты