Закаленные бурей 5. Александр Леонидович Кириллов

наши капиталисты. А бросая фронт, вы хотите, чтобы вас ещё и европейские буржуины запрягли! Те нашего брата вообще за людей считать не будут – мы для них папуасы из очередной колонии. Встали в строй, товарищи матросы. Где ваша часть?

      – Нет её, разбили в атаке.

      – Дебилы!

      – А мы тут причём, что часть разбили?

      – Не вы, а те, кто бросил консервные банки на немецкие пушки. Встали в строй и шагом марш за моими людьми.

      Сзади за Игорьком топал и бухтел здоровый матрос первой статьи, которого называли Лексей, а фамилия его была Андраченко.

      – Говорил тебе, Игорёша, чтобы ты меньше выделывался. Видел же, что офицер! У него на морде написан, как его, слово больно мудрёное…

      – Антилект, шо ли?

      – Во-во, антилект написан!

      – Да, гад, чуть не расстрелял. Я уж, брат Леха, с жизнью попрощался, когда его держиморды на меня свои ружья навели.

      Идущий в конце колонны Клык обернулся и буркнул: «Хватит бухтеть, водоплавающие, пока рыло не начистил. Интеллектуалы нашлись».

      Моряки замолчали и потопали вслед уходящей к линии фронта колонны жандармов. Так у нас появилась отдельная команда механиков.

      Незаметно пролетел месяц, наступили февральские метели – собачье время. Мы квартировались в селе под Луцком. Село было не бедное, но годы войны и постоянные реквизиции продовольствия австрийцами, захватившими эту территорию в 1915 году, сильно подкосили благосостояние жителей. Мужиков в селе не было, жили совсем юнцы и старики. Конечно, у нас в отрядном хозяйстве подрабатывали местные жительницы, стирая и латая солдатское белье, но заработанных на этом грошей для жизни было мало. Ко мне обратилась женщина по имени Юлия, до войны приехавшая из Киева к родителям мужа, да так и застрявшая здесь. У неё была трёхлетняя девочка и сын лет четырнадцати. Муж был рекрутирован в армию и пропал без вести.

      – Пан командир, голодно, детей не выхожу. Можно, я у вас постоянно работать буду?

      Я сказал женщине явиться в нашу часть завтра с утра, чтобы устроиться на кухню. Она пришла только к обеду и, найдя меня, попыталась объяснить ситуацию. С горем пополам я понимал её речь, а чего совсем не мог, мне переводили Чеслав, Збигнев или наши украинцы. Так что Юля с ходу выдала: «Вибачте, товаришу командир, що запізнилася я. Поки дітей нагодувала, а тут ще ночью з австрійського полону родич прийшов – худий, зарослий і хворий. З ним провозилася. Він у нас рахівник був, пише і вважає добре. Ось він срібну запальничку приніс, просить таблеток дати».

      Тут в разговор встрял Глобус.

      – Тащ командир, а чего она сделала? Слово какое-то непонятное на «З» начинается?

      – Опоздала, Глобус, просто опоздала…

      – Ох, ёрш твою медь, сильно звучит. Главное, чтобы в культурном обществе его правильно выговорить. А чего ещё сказала?

      – Родич с плена пришёл, счетовод хороший, но болен. Даёт зажигалку, чтобы мы таблетку дали.

      – Чого смієтеся, всякий може запізнюватися, коли багато справ робити треба. Прийміть родича