Армия древних роботов. Александр Шакилов

из-за его слез и глупых просьб, мешающих им нормально работать. «Сын, ну как ты не понимаешь?..» Его звали тогда вовсе не Сычом, это имя ему дали после, когда на невольничьем рынке его приметил и купил мастер следопытов.

      О том, что с ним было дальше, до того, как мастер отправил его в мир, обязав десять лет уплачивать за свою науку десятину, Сыч любил вспоминать еще меньше, чем о пытках в лаборатории.

      Его закопченные зубы впились в слегка оттаявшую плоть Мора. Нет, он вовсе не собирался утолить так голод. Сыч был одним из первых проектов Создателя, весьма удачным прототипом, обладающим поразительной способностью к регенерации. По задумке Создателя солдаты, получившие на поле боя ранения, – вплоть до смертельных! – должны были самостоятельно пересаживать себе органы доноров, то есть вражеских бойцов, чем Сыч сейчас и намерен был заняться.

      Создатель… Создатель просто забыл о своем первенце, у Создателя было много важных дел, лишь поэтому Сыч обрел свободу.

      Голова Мора почти отделилась от тела, ее соединяла с ним лишь тонкая полоска кожи. Обожженные ломкие пальцы Сыча вцепились в белесые волосы князя, корни которых были чернее крыла ворона, как и зрачки промерзших насквозь глаз владыки Моса. Кожа его была удивительно смуглой – солнце пригрело, снег растаял, побежал по лицу Мора ручейками, смыв пудру. А ведь у всех чистокровных глаза серые, голубые, изредка зеленые, и кожа у всех чуть ли не молочная, и волосы светлые или рыжие. Это из-за того, что в Третьей мировой боевые вирусы убили всех кареглазых и темнокожих.

      Сыч выдернул зубы из плеча Мора. Проведя обследование – анализаторы вживлены в его клыки – он решил, что правильней пересадить то немногое, что осталось от его собственного мозга, в княжью башку, в которой и при жизни было слишком много пустот, а уж после смерти… Ну и зубы еще, конечно, куда ж без клыков?

      Процесс пересадки и регенерации поврежденных тканей занял почти сутки.

      Когда Сыч вновь обрел зрение и взглянул на свою руку, вместо привычного файера он увидел кисть, обтянутую перчаткой из черной кожи. Приподнявшись на локтях, он осмотрелся. Куда ни глянь – ни деревца, ни кустика, ни пожухлой травы. Бетон Поля Отцов был столь прочен и монолитен, что за него не могли зацепиться семена и корни. Ни пылинке, ни песчинке здесь не удержаться под напором ветра.

      В сросшемся горле пересохло. Много из него, еще недавно чужого, выплеснулось алой жидкости, очень много. Ну где же, где?.. Взгляд Сыча зашарил в поисках глиняной бутылочки, с которой он не расставался. Как бы между прочим он наклонился к лежащему рядом трупу тайгера и поднял с его седой полосатой груди солнцеочки.

      И замер.

      Зачем он, следопыт Сыч, это сделал? Зачем ему солнцеочки?!

      Это желания, мысли и остатки разума князя, доставшиеся ему вместе с телом, понял Сыч. Плохо. Князь и дня не мог прожить без глотка настойки