Армия древних роботов. Александр Шакилов

и широкий, что его хорошо было видно сквозь густую полосатую шерсть. Пирос что-то хотел сказать Мазариду, уже открыл рот, но в зал заседаний ворвался новый председатель Совета – полковник Саламан, заменивший на этом посту генерала Корсуна. Председатель был заметно моложе прочих управителей, ощутимо ниже званием, куда более резок и быстр в движениях, и хоть укомплектатор сделал его голубокожим рептилусом, Мазарид сразу проникся к Саламану если не уважением, то чем-то отдаленно напоминающим симпатию.

      Появление главного среди равных – в зале заседаний не приняты были обычные воинские формальности – подвигло гвардейцев затворить за ним бронеплиту двери и отвлекло всех (даже старичка-пироса) от Мазарида и злосчастного генеральского стула.

      – Хороший день для смерти. Приступим, – не добравшись еще до своего места во главе стола, начал заседание Саламан. Рептилусы обычно гордятся своими роскошными волосами, собирают их в пучки на затылке и перехватывают серебристыми и золотистыми лентами, однако череп полковника был гладко, до голубого блеска выбрит. – Соратники, у нас много дел.

      Услышав это, Мазарид воспрянул духом. Он-то здесь как раз, чтобы решить очень важный вопрос!

      Увы, его энтузиазм быстро угас.

      Заседание началось с обсуждения нынешнего положения дел в столице, резко ухудшившегося из-за погодных условий. Управители долго и обстоятельно спорили и соглашались, а потом опять спорили, но все-таки опять соглашались насчет того, как и где разместить всех, кто прибыл на Поле Отцов накануне, как накормить граждан, как напоить и обеспечить их элементарными удобствами, а потом отправить по месту постоянного жительства. Развести ли всех транспортом или попросить из города самостоятельно? Возможно ли привлечь самоходки, есть ли свободные экипажи? А не лучше ли топливо, которое понадобится для перевозки, сжечь в Минаполисе, чтобы обогреть жилища граждан, ведь, если морозы усилятся или продержатся долго, развозить будет некого?..

      Высказаться желали все в зале. Каждый старикан считал своим долгом оторвать дряблый зад от стула и упереть ладони в столешницу так, чтоб были видны пигментные пятна на выцветшей до белизны когда-то голубой коже или проплешины в мехе, а затем, прокашлявшись, проскрежетать и просипеть, пробулькать и прошамкать нечто на заданную тему, начав обязательно издалека, с каких-то воспоминаний многолетней давности, имеющих очень отдаленное отношение к обсуждению. В финале же своей долгой и нудной речи каждый маразматик повторял почти что слово в слово сказанное предыдущим оратором, который в свою очередь выдал такой бред, что просто обязан был тут же сдохнуть в корчах от стыда. Но то ли стыд у стариков атрофировался, то ли исторгаемые их ртами глупости не казались им таковыми, однако, к великому сожалению Мазарида, массовый мор седых идиотов так и не начался.

      Когда же заговорили на тему, близкую многим в силу возраста, то есть о похоронных