Полное собрание сочинений. Юлий Гарбузов

но Иван Лукьяныч снова усадил его в кресло.

      – Да погодите вы, Леонид Палыч, не гневитесь, ради Бога. Не будьте упрямы, Христа ради, – сказал он непринужденно. – Разве можно так категорично разговаривать? Это не разговор, дорогой коллега. Вы возражайте, спорьте, выдвигайте свои конкретные требования, но не отвергайте все так огульно и категорично. Не по-мужски это! Вы спорьте, спорьте, Леонид Палыч! Можете матюкнуться в мой адрес, я не обижусь. По делу ведь. Мы же с вами жизненные вопросы решаем, а не в бирюльки играем. Речь не о нас с Вами, а об институте и о науке в нашем государстве! Давайте к этому вопросу подойдем философски. Обществу нужны всякие личности, галкоевы тоже. Такие могут быстро организовать необходимые структуры, что в определенное время исключительно ценно. Всякому овощу свое время. Ваше время настало именно сейчас!

      – Да что Вы меня удерживаете, Иван Лукьяныч?! И с каких это пор Вы стали так печься о науке, институте и государстве? Как давно Вы начали ценить меня как ученого? До сих пор Вы отдавали предпочтение таким, как этот Ваш Галкоев, не так ли, а? – спросил Калинич с сарказмом.

      Академик наигранно расхохотался и снова блеснул мефистофельскими глазами. Он не спеша достал сигарету, закурил, несколько раз пыхнул голубым дымом и положил ее на край пепельницы. Потом еще немного похохотал, снова посмотрел на Калинича, взял бутылку и налил коньяка себе и Чаплию. Рюмка Леонида Палыча стояла наполненная до краев с прошлого раза. Бубрынёв поднял рюмку и посмотрел на Калинича.

      – Хочу выпить за Вас, дорогой Леонид Палыч. За Ваше здоровье, благополучие, удачу и успехи на научном и прочих поприщах! – произнес академик и, чокнувшись с Чаплием и стоящей на столе рюмкой Калинича, выпил все до капли единым духом.

      «Тянет время, стервец, чтобы собраться с мыслями и обдумать, как меня здесь нагнуть. Ну, нет уж, хрен ему в кошелек, – подумал Калинич. – Скандалить не хочется, но смотаться все же нужно, и как можно скорее.»

      Чаплия принялся чистить апельсин, а Бубрынёв вспомнил о сигарете, лежащей на краю пепельницы, и опять пыхнул дымом. Наконец, он снова заговорил:

      – Ну что Вы, Леонид Палыч, такой едкий? Как щелочь! Спуститесь Вы, наконец, с небес на нашу грешную землю! Да, каюсь, грешен. Прежде всего, хочу Вас уверить, что о государственных делах, о науке и об институте я пекся всегда как только мог. Насколько позволяла обстановка. Да, до сих пор у нас процветали такие, как Галкоев. Таково было время. Нынче настали новые времена. Теперь ситуация предстает в ином ракурсе. От институтов, университетов, конструкторских бюро и предприятий государство и сама жизнь все настоятельнее требуют реального выхода. Иначе ведь государство перестанет существовать. Всюду жесткая конкуренция. Теперь на передний план выходят такие люди, как Вы. Так было всегда. В разные периоды в авангарде были разные категории людей. Как видно, для этого их Бог и сотворил. Я, как, впрочем, и Вы, до войны не жил. Но от родителей я знаю, что тогда тоже процветали не лучшие по нашим