Полное собрание сочинений. Юлий Гарбузов

яиц.

      Баба Маша, женщина крупная и осанистая, была, в отличие от мужа, немногословной. Когда летний зной начинал спадать, она к месту дедовой рыбалки приводила видавший виды немецкий велосипед с прочно прикрепленной к багажнику сапеткой. В ней под слоем шелковистой зеленой травы лежала еда для деда и его неизменного спутника Руша я – небольшого черненького кобелька с белой грудкой и такой же беленькой мордочкой. Забрав продовольствие, дед аккуратно укладывал в сапетку пойманную рыбу и тщательно укрывал травой. Затем баба Маша уводила старый велосипед в рабочий поселок, где хозяйки охотно раскупали у нее живых, еще трепещущих крупных, толстоспинных коропов. В седло же она не садилась никогда.

      На еду дед был не очень охоч, но курево у него словно улетучивалось. Тогда он ужасно мучился, и если у кого-то рядом были часы, поминутно спрашивал время в ожидании прихода бабы Маши. А когда было совсем невтерпеж, просил закурить у соседей. Причем, делал он это крайне неохотно. Рыбаки, делясь со стариком куревом, подтрунивали над ним и часто заставляли «отрабатывать» байками, на которые дед по праву считался непревзойденным мастером. Мальчишки обожали слушать дедовы байки, старались их запомнить как можно точнее и потом вечером, подражая дедовой лексике и говору, пересказывали во дворе или дома, вызывая восторг своих собеседников.

      Лексика деда Гордея была своеобразной и всем казалась забавной. Ребятня часто задавала ему какие-нибудь вопросы лишь для того, чтобы только послушать, как говорит дед Гордей. А уж если он рассказывал очередную байку…

      Байка первая. Про «хохла», «кацапа» и грамматику

      Клева не было. Рыбаки лениво и скупо перекидывались короткими репликами. Дед Гордей, меняя наживку, тихо напевал себе под нос: «Меж крутых бережков быстра речка тячоть, а по ёй по волнам старый лапоть плывёть».

      – Это ты про себя, дед, что ли? – лениво спрашивает Карпо, шофер из заводского гаражного хозяйства.

      – Да может и про тебе, когда состарисси!

      – Дед Гордей! А откуда ты родом? – интересуется Карпо.

      – Из Расеи.

      – Так Россия большая!

      – А я, чо ль, сказал, что маленькая?

      – Да ты, дед, толком скажи, не виляй! Мы и сами видим, что ты кацап.

      – Вот никогда так не говоры?! – назидательно произносит дед, подняв кверху указательный палец.

      – Это отчего же?

      – А оттого, что Бог сперва создал цапа, а потом хахла да кацапа. А кацап хахла за ж..у – цап! И дзержыць у кляшшах! И будя такое, докуль живы обое!

      Рыбаки смеются, а Карпо бросает в воду закрыху.

      – Ты, дед, видать, из какой-то глухой глубинки. Иногда я тебя с трудом понимаю, – говорит Карпо с издевкой.

      – Мяне? С трудом? Это ишшо почему же? Аль ты, Карпо, иноземец какой?

      – Да речь у тебя уж очень неправильная.

      – Как это – неправильная? – возмущается дед. – У тебе, что ли, правильная? Кто ж это может сказать, какая правильная,