Ожог от северного сияния. Наталия Беззубенко

понимал происходящего. Как нашептывала интуиция, против его природного обаяния (которым он пользовался без зазрения совести) она не устояла. Тогда в чем дело? Цену себе набивает? Ломается? Непохоже. Набивают и ломаются обычно с другим выражением лица, самодовольным.

      Она залезла в карманы джинсов и вытащила смятые купюры, согласилась:

      – Если только кофе.

      Кафешка нашлось рядом, за углом.

      По привычке галантно отодвинул стул перед дамой, хотел было помочь с верхней одеждой. Но Грешница намертво вцепилась в свою куцую курточку, замотала головой. Пожал плечами: как хочешь, красавица.

      – Будешь лазанью? – небрежно спросил, просматривая меню.

      – Лазанью? – переспросила она, заглядывая через его плечо в папку, поданную официантом.

      Тот зажег свечку и создал совсем неуместную романтическую обстановку.

      – Телячью отбивную? Жюльен?

      И тут он заметил, что ее взгляд скользит по столбику с ценами. Все просто, она ограничена в средствах.

      – Я пригласил, мне и угощать. Не стесняйся.

      – Нет, я сама… я могу заплатить. Спасибо. Мне тоже лазанью и кофе, – она улыбнулась официанту, и ее лицо моментально преобразилось.

      Да она ничего, когда улыбается, отметил Антон. Надо ее почаще веселить. Почаще? Видишь ее в первый и последний раз в жизни, накинулся он на себя.

      – Кстати, почему Тина? Это же псевдоним? – поинтересовался Карельский (в парке она, смущаясь, назвала свое имя), а про себя подумал: как Роксана, Клеопатра или как там еще величают себя жрицы любви.

      – Моя имя Антонина. Но мне оно ужасно не нравится, как и все, что с ним связано. Поэтому для знакомых и друзей я – Тина.

      Принесли заказ. Дальше разговор поддерживал Антон, потому что Тина набросилась на еду. Ела она быстро и с удовольствием. Напоминала голодную кошку, которой наконец-то перепало что-то вкусненькое, только что не урчала от удовольствия. Дед всегда говорил: посмотри, как человек ест, все о нем и поймешь. Антон о ней ровным счетом ничего не понимал, только изумлялся, сколько в нее входило. Поймав на себе удивленный взгляд, ответила просто:

      – С утра ничего не ела. И на работе некогда было…

      А разве тебя там не кормят? Клиент нынче жадный пошел, прижимистый? – чуть было не ляпнул Антон, но потом осекся: не его ума дело.

      – Как тебе выставка? – спросил он просто так, чтобы поддержать беседу, не то чтобы его сильно интересовало мнение Грешницы. Не жевать же в тишине.

      Он ожидал ответа из ряда «Креативно», «Свежо», на худой конец, «Прикольно» и прочие расхожие фразы, но Тина снова его удивила:

      – Каждая рыбка – внутреннее состояние ее творца. О чем человек думает, что его беспокоит, о чем мечтает.

      – Да? И какой была бы твоя рыба на этой выставке? – подключился к игре Антон.

      – Бумажной, оригами, – сразу ответила она. – Это как видимость оболочки, а на самом деле ничего нет. А твоя?

      Антон растерялся.

      – Моя?.. Сахарная. Знаешь, бывают такие формы, в них заливают растопленный сахар, он застывает и получается фигурка.