Ярослава. Знахарка. Марина Владимировна Дечко

нежилась на постели.

      Теплые лучи пробирались под тяжелое меховое покрывало, лаская кожу. Согревали вечно зябнущие пальцы, и снова выныривали на поверхность.

      – Госпожа…

      Она перекатилась с одного бока на другой и снова уткнулась лицом в перину.

      – Госпожа?

      Тот, что кликал, нервно переминался с ноги на ногу. Боялся? Пожалуй. Только ведь сама приказала.

      – Госпожа!

      Голос говорившего дрогнул, а затем и вовсе стих, потому как она обратила на него внимание. Скользнула вроде бы невидящим взглядом и снова закрыла глаза. Не увидела? Нет, на это Путята рассчитывать не станет.

      Наконец, Колдунье надоело нежиться. Она легко опустила босые ноги на шкуры и потянулась. Лениво, томно.

      А затем в одно мгновение перескочила расстояние, разделявшее ее с говорившим. Взгляд стал звериным, жадным. И чутье не подвело…

      – Кровь.

      – Поранился на рассвете, во время…

      Он не успел договорить, когда обманчиво нежные губы прикоснулись к шее. Пропорхали сотней бабочек по дрожащей жиле – и вонзились острой иглой.

      Она пила жадно, глоток за глотком. А затем, когда в глазах Путяты потемнело, устало приказала:

      – Говори.

      – Твоя воля исполнена. Берестяные грамоты переданы в замки, и сами воеводы читали их…

      Ему не дали договорить.

      Зачем? Главное прозвучало.

Глава 4.

      Повозка мерно раскачивалась, подпрыгивая на засыпанных снегом кочках. Скоро проселочная дорога кончится, и начнется Пыльный Тракт. Там будет ехать легче.

      Яра умышленно долго глядела вдаль, стараясь быть отчужденной. Да и что сказать Святу? Что она не знает своей семьи? Что понимает только одно – жить нахлебницей? Медом такую жизнь не назовешь. А ведь Ярослава даже не знала мать. Не то, что отца.

      Она силилась представить его себе, но гнев за поломанную судьбу Мары не рисовал в мыслях ничего путного, и Яра сдавалась.

      Нет, Святу незачем все это.

      – Кончился воск? – Верный друг в который раз пытался наладить разговор, но тот упорно сходил на нет. Он перегнулся, и, схватив шкуру убитого прошлой зимой медведя, укрыл ею ноги знахарки. – Яра, ну что ты?

      Он нарочно остановил рябую лошадь у верстового столба. Та опасливо повела ухом и заржала. Кругом – лес. Снова волки? Животина попробовала вырвать поводья из рук Свята, только быстро поняла: тот сильнее. Опустила голову, загребла копытом мокрый снег.

      – Яра, мы больше не дети.

      – Знаю, – согласилась та. – А значит, и тяжбу за поступки нам нести самим.

      – Какую тяжбу, Яра? – Свят резко схватил ее за руку, отчего Яра поморщилась: – Ты – это ты. Не селяне Светломеста. Не мать и не батька. Ты не можешь нести их грехи на себе.

      – Могу, – запротестовала она яростно и уже тише продолжила: – И несу. Все эти зимы.

      – Так дай помочь! – Свят не отпускал руку знахарки из ладоней, хотя подруга отчаянно сопротивлялась. – Иль не люб?

      – Свят… – Яра так тепло протянула его