Гибель С. А. Есенина: исследование версии самоубийства. Группа авторов

и «философические» объяснения, по сути, мало что объясняли и, по-видимому, мало кого удовлетворяли. Писатель И. В. Евдокимов записал в дневнике (31 декабря 1925): «Пытаюсь объяснить смерть – почему этот земной счастливец, первый поэт нашей гигантской страны, общий любимец, красивый, прекрасный, заласканный женской и мужской любовью, с поднимающеюся все выше и выше славой, вдруг так внезапно конча<ет> жизнь? Ведь это было же внешне полное земное счастье! Вскрытие дало нормальный мозг. Кончил с собой, будучи трезвым. И всего-навсего прожил 31 <так!> год. Пытаются объяснить смерть – и не могут, и пишут жалкие слова»[18].

      Некоторые журналисты винили во всем богему.

      Смерть Есенина, безусловно, явление не случайное, а глубоко коренящееся в нравах и обычаях той литературно-худож<ественной> богемы, которая в лице своих некоторых представителей мнит себя верхушкой искусства, а на самом деле плетется в хвосте общественности[19].

      По кабакам, ресторанам, пивным и ночным кофейням растратил он <Есенин> вконец свои силы и, оставшись без семьи, друзей, без какой-либо веры, не смог жить[20].

      Он любил революцию и не понимал ее, забываясь, он окунулся в жизнь богемы, безалаберную и горячую, и богема скосила его[21].

      Проклятое наследие богемы, в которой несколько лет горела нездоровым огнем жизнь Есенина, не погубив Есенина – творческую личность, оказалось сильнее Есенина – человека[22].

      Писатель Б. А. Лавренев также возлагал ответственность за гибель поэта на богему, конкретно на имажинистов[23] и персонально на А. Б. Мариенгофа и А. Б. Кусикова[24]. Мариенгоф перекладывал ответственность на А. Дункан[25]. Впрочем, в этом он был не одинок. По свидетельству нью-йоркской газеты «Русский голос» о смерти Есенина, «в писательских и интеллигентских кругах в этой трагедии обвиняют бывшую американскую жену поэта танцовщицу Айседору Дункан. Они заявляют, что последняя ввела и без того больного поэта в круг богемной жизни, усилила в нем страсть к спиртным напиткам»[26].

      Что касается богемы, то ее представители пытались объяснить самоубийство Есенина недостаточным вниманием к нему друзей и современников. Так, журналист Г. Ф. Устинов предполагал следующее:

      В тот самый день, в последний день его жизни, Есенин, может быть, так же играл, но заигрался. Мог ли он думать, что будет забыта записка с его собственной кровью написанным стихотворением: «До свиданья, друг мой, до свиданья»? Но она роковым образом была забыта. <…> Не был ли уверен Есенин, что записка с его стихотворением прочитана нами, но что мы не обратили на него внимания, предоставив ему полную возможность и полную волю делать с собою, что ему угодно? Это для мнительного и подозрительного Есенина было бы ударом:

      – Значит, тут меня никто не любит! Значит, я не нужен никому![27]

      Рюрик Ивнев формулировал ту же мысль несколько иначе.

      Есенин, проживший внешне

18

Сергей Есенин в стихах и жизни. Воспоминания современников. М., 1995. С. 549.

19

Быстрый М. Урок богеме // Жизнь искусства. 1926. № 2. 12 января. С. 5.

20

Правдухин В. Сергей Есенин // Сибирские огни (Новониколаевск). 1926. № 1/2. Январь – апрель. С. 174–183.

21

<Б.п.> Сергей Есенин // Звезда (Пермь). 1926. № 2. 3 января. С. 1.

22

Киршон В. М. Сергей Есенин // Молодая гвардия. 1926. № 1. Январь. С. 215–231.

23

Лавренев Б. Казненный дегенератами // Красная газета. Веч. вып. 1925. № 315. 30 декабря. С. 4.

24

Письмо Б. А. Лавренева к А. Б. Мариенгофу (февраль. 1926) // ОР ИМЛИ. Ф. 32. Оп. 3. Д. 21. См. также: Сергей Есенин в стихах и жизни. Письма. Документы. С. 399–400.

25

Мариенгоф А. К рукописи «Романа без вранья» (1948) // РО ИРЛИ. Ф. 817. № 37. Л. 5.

26

<Б.п.> Друзья Есенина обвиняют Дункан // Русский голос (Нью-Йорк). 1926. № 3700. 2 января. С. 1.

27

Устинов Г. Мои воспоминания об Есенине // Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., 1926. С. 166–167.