Вавилон. Сокрытая история. Ребекка Куанг

время они шли молча. Робин не мог придумать ничего подходящего, все приходившие на ум слова тут же вязли на языке.

      – Проклятье, – повторил Рами. Он резко остановился, положив руку на сумку. – Кажется… Погоди. – Он покопался в книгах и снова выругался. – Я потерял свой блокнот.

      Внутри у Робина все сжалось.

      – На Холивелл?

      – В библиотеке. – Рами прижал кончики пальцев к переносице и простонал. – И знаю, где он – в углу стола, я собирался положить его сверху, потому что боялся помять, но так устал, что, видимо, забыл.

      – А это не может подождать до завтра? Вряд ли библиотекарь станет его трогать, а если и уберет, мы можем просто спросить…

      – Нет, там мои заметки, и я боюсь, что завтра нас попросят их прочесть. Я должен вернуться…

      – Я сам его принесу, – поспешил сказать Робин.

      Ему казалось правильным, необходимым загладить свою вину.

      Рами нахмурился.

      – Ты уверен?

      В его голосе не было раздражения. Они оба знали то, что Робин не решался высказать вслух: в темноте Робин может сойти за белого, и если он наткнется на тех студентов из Баллиола, они не обратят на него внимания.

      – Это займет не больше двадцати минут, – поклялся Робин. – А когда вернусь, положу его у твоей двери.

      Теперь, когда он остался в одиночестве, Оксфорд приобрел зловещий вид; свет фонарей был уже не теплым, а жутковатым, растягивая и искажая его тень на мостовой. Библиотека была заперта, но ночной смотритель заметил, как Робин машет рукой у окна, и впустил его. К счастью, это был один из прежних служителей, и он без вопросов пропустил Робина в западное крыло. В читальном зале царили кромешная тьма и холод. Все лампы были выключены; Робин видел зал только в лунном свете, струящемся с дальнего конца. Дрожа, он схватил блокнот Рами, сунул его в сумку и поспешил на улицу.

      Он успел преодолеть лишь четверть пути, как вдруг услышал шепот.

      Ему следовало ускорить шаг, но не то интонации, не то формы слов заставили его остановиться. Лишь когда Робин замер и напряг слух, он понял, что говорят по-китайски. Одно китайское слово, которое произносят снова и снова, все быстрее и быстрее.

      – Усин.

      Робин осторожно выглянул за угол.

      Посреди Холивелл-стрит стояли трое, все молодые и худощавые, одетые в черное два молодых человека и девушка. Они тащили сундук. Видимо, дно раскололось, потому что на мостовую вывалились серебряные пластины.

      Все трое посмотрели на приближающегося Робина. Тот, кто яростно шептал по-китайски, стоял к Робину спиной и обернулся последним, когда его товарищи ошеломленно застыли. Он посмотрел Робину в лицо. У Робина бешено заколотилось сердце.

      Он как будто смотрел в зеркало.

      В свои карие глаза. На свой прямой нос и каштановые волосы, в точности так же падающие на глаза и кое-как зачесанные слева направо.

      У молодого человека в руках была серебряная пластина.

      Робин тут же понял, что тот хотел сделать. «Усин» на китайском означает «бесформенный, бестелесный, скрытый»